Почти до самых родов Эмили терзала история, которую тем вечером поведал ей супруг. Больше этого девушку волновало только обещание, которое по большей части зависело не от неё, а обстоятельств: не допустить подобного случая.

Нельзя было сказать, что их отношения оставались неизменными. Эмми трудно было принять то, что рядом с Мэттью всё время была женщина, с которой он некогда состоял в довольно интимных отношениях, ещё сложней было смириться с этим. Не выдержав угрызений своего любопытства, девушка даже пригласила Деметрию на встречу. Та приглашение не отклонила.

Они встретились вечером в центральном парке. Эмми улыбнулась, осознавая, почему Мэттью был с ней и не стыдится этого – она была чертовски привлекательна. Красота Деметрии не могла не вызывать зависть. Мужчины оборачивались ей вслед. Даже те, кто был значительно моложе. Внутри миссис Уэйкфилд всё ярче разгорался ревностный огонёк.

Подойдя к озеру, девушки присели на лавочку. Всю дорогу до сюда они провели в молчании, исключением было только приветствие. Деметрия смотрела куда-то вдаль, изредка поглядывая на собеседницу. Вскоре это молчание ей надоело, и она заговорила первой:

– Да не сплю я с твоим мужем, – прямо сказала женщина, прекрасно всё понимая. – Неужели у него не хватило ума не говорить тебя об этом? – она посмотрела на Эмми. – Прошлое осталось в прошлом.

– Он бы не рассказал, – девушка с грустью в глаза взглянула на Деми.

– Я знаю, – женщина кивнула. – Он никогда и никому не говорил о тех моментах, когда ему было тяжело, Эмили. Я не знаю, правда, понятия не имею, как ты из него что-то вытащила. Я догадываюсь, что Мэттью тебе говорил, – она сделала паузу. – Не давай ему поводов вспоминать про мою семью. Я знаю его не первый год и вижу, когда ему тяжело. Ты думаешь, мне легче смириться с мыслью, что у меня никого не осталось?

– Прости, я не хотела…

– Я понимаю, – Деметрия встала. – Прими мой совет: не лезь к Мэттью в душу. Если он посчитает нужным – сам расскажет. Я на мой счёт не беспокойся.

– Я не контролирую ревность, – Эмили сама подвелась на ноги.

– Во-первых, я его давно отпустила, – женщина печально улыбнулась. – А во-вторых, это не в моих принципах. На чужом горе счастье не построишь, – она сделала паузу. – Да и не нужна я ему как женщина. У него на лбу написано, что ему и дома комфортно.

– Спасибо, – девушка улыбнулась.

– Не переживай за него, – Деметрия вновь устремила свой взгляд вдаль. – Он и за семью сможет постоять, и эту семью сохранит. Чем ближе ты к родам, тем больше на мои плечи падает работы, – она посмотрела на животик собеседницы. – Мэттью ценит тебя больше, чем деньги, которые может потерять.

Последняя фраза надолго въелась в память Эмили. Ей было обидно, что никто не мог сказать того же об её отце, с которым они общались всё меньше и меньше. Девушка понимала, что, возможно, в сведении их контактов к минимум виноват и Мэттью, но она его оправдывала. У Эмми была за спиной вся её жизнь, что принять отца таким, каким он является. Но у неё не получалось. Никогда она не могла понять, что заставляет человека ценить работу и материальное благополучие больше, чем единственного члена своей семьи, единственного наследника.

На роды своей жены Уэйкфилд не пожалел ни средств, ни времени. Деми начинало казаться, что он пытается исправить ошибки прошлого – с Николь он не проводил так много времени, а в то время, пока девушка рожала, он решал какие-то проблемы с её же отцом. Однако на самом деле всё было одновременно и проще, и сложней. Он научился ценить то, что имеет, ведь в прошлом всё потерял.

К тому времени, как Эмили была в роддоме, Джонатан всё чаще пытался выходить с ней на контакт. Это требовало от мужчины огромной выдержки, ведь с его вспыльчивым характером трудно было не высказать Мэттью то, что он о нём думает. А думал он, к слову, не мало. К сожалению, речь вовсе не шла о ревности к дочери, о нежелании отдавать её в другую семью. Поводом ко всей озлобленности была банальная человеческая жадность. И с каждым даже не годом, а месяцем она нарастала.

Родила Эмми здорового мальчика, вдвоём они уже через неделю были дома, окруженные лаской и заботой теперь не просто мужа, но и счастливого отца.

Эрик рос не по дням, а по часам. Он был идеальным ребёнком. Без повода не плакал, в развитии не отставал, не капризничал. Одинаково любил как маму, так и папу, которому иногда приходилось пропадать на работе. Но в такие моменты Мэттью никогда не возвращался с пустыми руками. Он обязательно приносил в дом огромный букет любимых цветов Эмили – красных роз.

Первые в своей жизни шаги Эрик сделал при папе, а первое слово произнёс при маме. Раз к ним прилетала и бабушка Эмили. Большой ошибкой будет сказать, что она не влюбилась в своего правнука. Непонятно при её отъезде было, по кому она больше плакала: по Эрику или по Эмми, а может и вовсе по Мэттью, который задобрил её своей стряпнёй.

К молодой семье тянулся и Джонатан. Эмили видела в этом добрый порыв: довольно часто он добровольно вызывался посидеть со внуком. Девушка считала, что он пытается искупить ошибки прошлого. Мэттью же, вопреки уверенности жены, так не считал. Он видел этого человека насквозь и никогда не считал, что зависть истребима. И был прав.

По началу, конечно, ничто не выдавало Джонатана. Но в один из тех дней, когда необходимо было из его дома забрать Эрика, Уэйкфилд подметил в глазах мужчины неладное. Нет, он вовсе не бил ребёнка, не пытался его в столь юном возрасте настраивать против родителей. Джонатан боролся сам с собой, и побеждало в нём явно не добро, на существование которого всю жизнь так надеялась Эмили. Он видел во внуке не простого ребёнка, а соперника, который в будущем мог ударить его ножом в спину.

Мэттью был единственным, кто это твёрдо осознавал, а Фелисити – единственной, кто мужчину в этом полностью поддерживал. Деметрия в дела их семейные старалась не влезать, Джошуа также занимал нейтральную сторону, хотя в критический момент принял бы сторону Эмили, ведь рос он почти в таких же условиях.

По факту, только редкие появления Джонатана нарушали семейную идиллию, в остальном всё было прекрасно. Конечно, без ссор далеко не уплывёшь, но все они быстро разрешались, а в особо тяжёлых случаях способ примирения нравился всем.

И идиллия это длилась ровно до тех пор, пока одним вечером Мэттью не пришёл домой. Эмили подняла на ноги всех, кого только могла. Деметрия поступила так же, ведь всерьёз перепугалась ещё тогда, когда со всей своей ответственностью Уэйкфилд не появился утром на своём рабочем месте.

Шли недели, а его так и не было. Молчали больницы, молчала полиция. Деми не сразу удалось добиться от Эмили должного внимания, но она всё-таки смогла донести то, что хотела: смысл жизни должен быть скорей в ребёнке, чем в супруге.

Вскоре Эмили узнала, что болен Джонатан. Он ничего не говорил по этому поводу, в историю болезни заглядывать не позволял. С течением времени ему становилось всё хуже и хуже, в один момент пришлось забрать его к себе, а вскоре – нанять сиделку. Фелисити с течением болезни нелюбимого ей Джонатана всё больше пропитывалась к нему жалостью и чаще появлялась на пороге, дабы забрать Эрика на прогулку. Для Эмили это была неоценимая помощь, а для рыжей – не только хороший поступок, но и способ приобрести опыт общения с детьми. Их с Джошуа общение заходило всё дальше и дальше, и некогда интрижка постепенно перерастала в семью. Когда молодой человек заявил о намерении жениться на Фелисити, их семьи разделились на два лагеря. Девушке угрожали вышвырнуть её из дома, а та и не сопротивлялась особо – одним из вечеров молча забрала необходимые вещи со своей квартиры и уехала к Джо, по пути разве что занеся соседке ключи. Вторым лагерем были родители Джошуа, которые в мисс Мэй души не чаяли. Против их союза они ничего не имели.

Джонатан всё больше угасал с каждым днём. Часы его вели отсчёт в обратную сторону. Настал тот день, когда он сам не мог сходить даже в уборную. Эмили было трудно не только общаться с ним и заботиться о нём, а просто на него смотреть. Каждый вечер девушка засыпала со слезами на глазах. Ни мужа, ни отца.

На улице была метель, дребезжали подоконники за окном, когда в комнату, где спала Эмми, ворвалась сиделка.

– Мистер Рид желает Вас видеть, – с перепуганным лицом говорила она. – Миссис Уэйкфилд, прошу, пойдёмте.

И Эмили подскочила. Она накинула халат поверх ночнушки и, не надевая тапочек, побежала в комнату к отцу. Вздохи мужчины отдавались в сердце девушки с неимоверной тяжестью – каждый из них мог быть последним в её жизни.

Эмми присела на кресло, что стояло рядом с кроватью Джонатана, взяла его за руку. После этого он заговорил, а девушка вместе с его словами заплакала, свободной рукой размывая слёзы по щекам.

– Я ужасно с тобой поступил, – тихо начал он. – Эмили, прости меня за всё, я был плохим отцом, – он сделал паузу. – И ещё более худшим дедом и мужем. Я не смогу спокойно уйти…

– Папа…

– Не перебивай, – он откашлялся. – Я не смогу спокойно уйти и не буду иметь никакого права рассчитывать свыше ни на что, кроме ада, пока не покаюсь тебе, Эмили.

– Пап…

– Я виноват в том, что сломал тебе жизнь.

Джонатан замолчал на несколько минут. Он только и мог, что тяжело вздыхать. Ему было сложней говорить всё не физически, а морально, хотя и так каждое слово отдавалось неприятной болью.

– Это из-за меня твоя мать ушла от нас, – он вновь закашлял. – И я, только я виноват в том, что сейчас с тобой происходит.

– Ты не виноват…

– Это из-за меня Мэттью сейчас не с тобой, – он сделал паузу. – И только я виноват в том, что случилось с ним ранее. Я бы утонул, не добей Диккенса…

Из последних сил Джонатан отдёрнул руку от дочери. Он что-то невнятно прохрипел, закрыл глаза и глубоко вздохнул в последний в этой жизни раз. А Эмми просто молча смотрела на него. Ей хотелось и плакать, и кричать. Сиделка, что молча всё это время стояла у двери, звонила в скорую. А Эмили всё продолжала сидеть.

Кроме неё и священника на похоронах была только Фелисити, которая пришла туда не из большой любви к Джонатану, а ради подруги. Джошуа в это время старался развлечь Эрика, который даже не понимал, что произошло, почему нет больше дедушки и что так печали его маму.

Эмили поддерживала не только Мэй и её возлюбленный, но и Деметрия. И неясно было, от кого эта поддержка была более ощутима. Когда Фелисити переживала только за подругу, а Джошуа полностью разделял её мнение, Деми ещё и думала о пропавшем Мэттью. И дело было не только в её к нему не затухшей когда-то любви и не в делах, с которыми ей было тяжело справляться. Она сочувствовала Эмми. И искренне ненавидела её отца.

Джонатан не оставил ни одной зацепки, где мог бы быть Мэттью и что с ним. Он просто умер, не внеся ни во что никакой конкретики. Эмили только и оставалось, что смириться. И искать.

Искать.

Искать…