Ольга Аросева рассказывала: «Очень собранная, очень хозяйственная, разборчивая и в еде, и в одежде была. Кофе готовый она никогда не покупала. Брала в зернах, но белый, и сама жарила, причем столько, чтобы хватило на утреннюю порцию. Ее домработница пекла такие ромбики, а к ним полагалась икра черная, масло. Звонила мне: «Ну что, ты встала? Кофе не пей, беги ко мне». Всегда такой завтрак у нее был. Еще — овсянка, сваренная в пароварке. Замечательно она солянку рыбную делала, чему меня и научила. А как она собирала чемоданы — этому надо было поучиться! Он у нее был как маленький шкаф, где все по отдельности — костюмы, обувь. Чистюля в любой ситуации. На целине вшивая грязная гостиница, а у нее всегда плитка, салфетки, серебряная ложечка для чая».
Конец 1960-х и начало 1970-х годов были для Татьяны Пельтцер победными и радостными. Именно тогда она часто повторяла сказанную на своем 70-летнем юбилее фразу: «Я – счастливая старуха!» В театре она играла Прасковью в «Старой деве», мадам Ксидиас в «Интервенции», Марселину в «Безумном дне, или Женитьбе Фигаро», мамашу Кураж, Фрекен Бок, блистала в «Маленьких комедиях большого дома»… Зрителям казалось, что такой, какой она была на сцене, она оставалась и в жизни – близкой, понятной, что все ей давалось легко и просто. А это шло от мастерства. Именно мастерство, отточенное, отшлифованное годами, создавало ощущение сплошной импровизации во время пребывания Пельтцер на сцене. На самом деле она всегда опиралась на партнеров, сразу же в них «влюбляясь».
И, тем не менее, она всегда была остра на язык. Насмешливый взгляд, неприязнь к фальши и прямолинейность многим не нравились. Пельтцер откровенно недолюбливали за прямоту, бескомпромиссность и своенравный характер. Как-то на собрании труппы, после выступления Пельтцер Борис Новиков сказал: «А вы, Татьяна Ивановна, помолчали бы! Вас вообще никто не любит, кроме народа!»

Те же, кому она покровительствовала, не чаяли в ней души. Пельтцер боготворила Андрея Миронова, которого считала своим сыном, любила произносить тосты за здоровье любимца и часто рассказывала о его рождении 8 марта. Она умела дружить и ценить дружбу, с радостью спешила в гости и на спектакли к Фаине Раневской, часто принимала у себя дома молодых и «безнадежных» артистов и ночи напролет играла в преферанс с Валентиной Токарской, с удовольствием вспоминая, как на гастролях в Париже они убегали от приставленных к труппе комитетчиков и «шатались» по ночным кабакам и клубам. Актриса Нина Корниенко рассказывала: «Я помню, что на гастролях у меня поднялась температура и я не смогла прийти утром на репетицию. Плучек стал ругаться, требовать, чтобы я пришла, а Татьяна Ивановна вдруг выбежала на сцену, раскинула руки, как птица, и закричала: «Не трогайте ее!» И меня оставили в покое».
Пельтцер обожала рассказывать анекдоты и делала это мастерски. На юбилее Георгия Тусузова она сидела на столе, болтая ногами, откусывала бутерброд с колбасой и была озорной, непредсказуемой и своевольной девчонкой. Но при всей своей кажущейся простоте и «хулиганистости», на сцене и в кино Пельтцер превосходно владела таким искусством актерского мастерства, которое для многих актеров было недоступно. Актриса точно знала, как держать веер и как им играть, как выставить ножку в реверансе и как повести плечиком… Она могла быть очень элегантной и галантной. Но режиссеры ее побаивались. Яростная перепалка перед съемкой была для нее традиционным допингом, после которого Пельтцер выпархивала на площадку, как ни в чем не бывало, и обезоруживала всех своим неповторимым искусством. Ей почти всегда это прощалось. Окружающие видели уникальную актрису, способную вытянуть любую роль, даже совершенно не выписанную ни драматургически, ни режиссерски.

В 1970 году фильм «Приключения желтого чемоданчика», в котором снялась Татьяна Пельтцер, получил приз Венецианского фестиваля. Жюри потрясла эксцентричная бабушка, которая танцевала на крыше, перелезала через заборы и ездила на крыше троллейбуса.
А в 1972 году Татьяна Пельтцер первой из актрис Театра Сатиры получила звание народной артистки СССР. Эта новость стала известна в театре заранее. Заведующая литературной частью театра Марта Линецкая в своих дневниках описывала это событие: «На четвёртом этаже двери лифта с грохотом распахнулись, и оттуда высыпались возбуждённые Марк Захаров, Клеон Протасов и Татьяна Пельтцер - в холщовой юбке, тапочках - прямо с репетиции «Мамаши Кураж».
- Правда? Или это вы здесь придумали? - спросила Татьяна Ивановна как всегда насмешливо. В голосе - надежда и сомнение.
- Конечно, правда! - все понеслись в кабинет директора. А на другой день Татьяна Ивановна пригласила всех в «Будапешт» на Петровских линиях. Вот это оперативность! Оказалось, что у неё - день рождения. 68 лет. И она, по традиции, устраивает его в этом ресторане, только на этот раз семейный круг несколько расширился. Тосты, цветы, всеобщая любовь... Потом поехали к ней пить кофе. Набилось много народа в её квартире на «Аэропорту». Татьяна Ивановна с темпераментом готовила стол, развлекала гостей, отчитывала нерасторопную жену брата. В маленькой прихожей тесно. У зеркала - гора телеграмм. И от Ганса - тоже длинная телеграмма на немецком языке. На стенке - множество значков. Кухня настоящей хозяйки с миллионом хитрых приспособлений, машинок, кофеварок, чайничков, самовар, наборы ножей и разной кухонной утвари. В 11 вечера Татьяна Ивановна укатила в Ленинград на пробу в каком-то новом фильме...».

К своим работам Пельтцер относилась очень трепетно, в списке её киноработ роли в фильмах у таких режиссеров, как Иосиф Хейфиц, Александр Роу, Илья Фрэз, Надежда Кошеверова, Светлана Дружинина, Марк Захаров и Михаил Юзовский. Постановщик «Ивана Бровкина» Иван Лукинский признавался, что роли Евдокии Бровкиной не придавалось особого значения. Лишь когда стало ясно, что фильм получился во многом благодаря актёрам, когда посыпались письма, а критики восхитились работой актрисы Пельтцер, в следующей картине «Иван Бровкин на целине» роль матери писалась уже специально под неё и с большим количеством сцен.

Комедию «Иван Бровкин» снимали в глубинке, в одной из деревень Ярославской области. В селе старушки полюбили Пельтцер, принимали ее за свою. А она могла сражаться в преферанс ночи напролет, при этом не любила проигрывать. Александр Абдулов вспоминал о том, что однажды Татьяна Ивановна проиграла ему в карты девять копеек и ворчала по этому поводу целый месяц.
В середине 1960-х годов режиссер Театра Сатиры пригласил к себе молодого, никому не известного Марка Захарова. Когда Захаров объяснил труппе замысел своего спектакля «Доходное место», в зале раздался громкий возмущенный голос Татьяны Пельтцер. Но спектакль у Захарова получился, и Пельтцер изменила мнение о молодом режиссере. До ухода в «Ленком» Захаров поставил в театре Сатиры пять спектаклей - и все с Пельтцер в главной роли. Позже Марк Захаров рассказывал: «Вначале она меня не приняла. Когда я в Театре Сатиры сделал экспликацию спектакля, воцарилась пауза, я решил, что поразил всех. И вдруг голос Татьяны Ивановны: «Что же это такое — как человек ничего не умеет делать, так в режиссуру лезет?!» Знаете, в ней была фантастическая особенность — она никогда не фальшивила. Могла что-то неправильно делать, но никогда не кривлялась. И относилась с уважением к режиссерской профессии. Когда она переходила в «Ленком», сказала мне: «Я у вас буду играть все, что вы мне скажете. Кроме одного...» И показала пантомимой авангард и современную режиссуру. Но показала блестяще. Если ворчала, то весело. И конечно, ее фразы: «Ни один спектакль от репетиции лучше не становится». Или: «Вот вы, Марк Анатольевич, все сидите, подолгу репетируете, а вот у Корша каждую пятницу была премьера». Татьяна Пельтцер укрепила труппу «Ленкома» веселой и мудрой обстоятельностью. Всю жизнь, имея дело с комедией, с этим крайне опасным жанром, который нередко с годами превращает актера в безжизненную маску, которая штампует набор привычных интонаций, Пельтцер только оттачивала свое мастерство и усиливала тонкое психологическое построение роли. Когда в театр приходит сложившийся актер, зрелый мастер, он непременно приносит накопленный опыт. Для Пельтцер каждая роль – начало. Она, как школьница, внимает учителю и готова сидеть до утра, чтобы выучить урок. И при этом она способна казнить и винить себя, ей неловко перед партнерами, если из-за нее останавливают репетицию, если у нее что-то не получается. Ей абсолютно чуждо «профессорство», она за более чем полувековую жизнь в театре не стала «академиком».

Инна Чурикова рассказывала: «Мы познакомились на фильме «Морозко». Татьяна Ивановна играла мать жениха Настеньки. И вот я помню ее за кадром: в руке сигарета, а вокруг — постоянно люди из театра со всякими делами. И она их так серьезно слушает, решает, что делать. Очень деловая женщина, а входит в кадр, и — веселая, беззаботная бабулька. Она становится первой народной артисткой СССР в Театре сатиры, подтверждая свою народность в шумных спектаклях — «Безумный день, или Женитьба Фигаро», «Мамаша Кураж», «Проснись и пой» в постановке Марка Захарова. Ее тетю Тонни, что поет, танцует и соединяет влюбленных, обожают. Слава растет. Она — прима Театра сатиры. И вдруг... Идет репетиция «Горя от ума». В зале — главный режиссер Валентин Плучек, на сцене — почти весь состав театра. Однако за кулисами, где слышна репетиция по трансляции, все в недоумении: идет текст явно не по Грибоедову. «Не буду это делать», «Безумная старуха», «Идиот, дурак».
Из-за разгоревшегося на репетиции конфликта между Пельтцер и Плучеком актриса ушла из Театра Сатиры. Актер Анатолий Гузенко рассказывал: «Нет, никакого «идиота» и «дурака» не было. Ситуация была такая: на сцене хореограф, его пригласили поставить движение, и Плучек хотел, чтобы Татьяна Ивановна тоже повторяла все с артистками. А она: «Эту ерунду делать не буду». Слово за слово. Мы все следили, как слова летели в зал и из зала на сцену. В конце концов, она закричала: «Вы сумасшедший старик», а он ей: «Безумная старуха».
Михаил Державин в костюме Скалозуба спустился на первый этаж и сказал Ольге Аросевой: «Быстро уходите из театра, вас Плучек зовет на сцену». Ольга Аросева вспоминала о том драматичном моменте: «Я выбежала из театра, Татьяна Ивановна тут же выбежала за мной, ругая Плучека: «Я пойду, я скажу ему все»... Я ее удерживала, увезла домой, хотя та требовала, чтобы я ее отвезла к Марку. После всего случившегося я не ходила неделю в театр. Плучек вызвал меня и сказал, что назначает меня на ее роль в «Горе». «Это неправильно, — сказала я, — если Пельтцер уйдет, это будет большая потеря для театра. Опомнитесь оба». Но они не опомнились. Она ушла к Марку, а я стала играть ее роли».
Татьяна Ивановна на Аросеву не обиделась. Аросева рассказывала: «Для нее вопрос ухода был решен раньше и нужен был повод. По сути, она конфликт и спровоцировала. Но Татьяна Ивановна себя никогда не сдерживала, говорила, что думает. И никогда не делала исподтишка, назло». В момент перехода из одного театра в другой Пельтцер было 73 года и можно только поразиться ее отчаянному поступку. Но те, кто знал ее, — не удивлялись: всегда веселая и неунывающая Пельтцер умела принимать неожиданные решения, а молодые актеры - не замечать ее возраста. Когда Марк Захаров пригласил Леонида Броневого в Ленком, тот поначалу удивился: «Как я буду выглядеть рядом с комсомольцами?» Но, подумав, сказал: «А с другой стороны, у вас же там служит вечная пионерка Татьяна Пельтцер! Рядом с ней я за октябренка сойду».

Татьяна Пельтцер любила рассказывать смешные истории, и пародировала всех – от главного режиссера до себя самой, вокруг нее всегда толпились оживленные, хохочущие люди. Остроумная и дерзкая, она смеялась и над своими годами, не желая признавать старость, и часто снималась у неизвестных режиссеров, объясняя друзьям: «Он, кажется, талантлив. Надо помочь...». На такой случай у нее всегда была наготове «командировочная» сумка с неизменным ковриком для утренней зарядки. Однажды в театре, на репетиции, услышав от молодых жалобы на неустроенность, в сердцах сказала: «Да что вы плачетесь! Живите, и тому радуйтесь - ведь какое это благо - жить!».
При этом она была очень скромной, когда ее узнавали на улице. Анна Кукина - домработница Татьяны Пельтцер рассказывала: «Ей это нравилось. Но очень не любила, когда хотели бесплатно что-то дать. «Нет, нет, я не бедная, у меня есть деньги», и всегда рассчитывалась. Однажды продавец арбузов все-таки всучил мне бесплатно арбуз, я запихнула его в сумку, а Татьяна Ивановна отчитала меня: «Я больше не буду с тобой ходить». Стеснялась брать, была очень щепетильная. И сдачу никогда не брала».
Будучи заядлой преферансисткой, она играла весело и азартно. Чаще проигрывала, чем выигрывала: ее увлекал сам процесс, вечер в приятной компании. Компания была действительно приятной, а главное — постоянной: актрисы Ольга Аросева и Валентина Токарская и главный администратор Театра сатиры Гена Зельман. Играли обычно у Токарской, у нее был специальный карточный столик, обитый сукном.

Татьяна Пельцер сохраняла хорошие отношения со своим бывшим мужем Гансом Тейблером, который стал профессором, доктором философских наук, и работал в институте Маркса-Энгельса. Когда его сын приезжал учиться в Москву, то гостил у Татьяны Ивановны по нескольку дней. Вторая жена Ганса ревновала мужа, устраивала скандалы, запрещала ему переписываться с Пельтцер, но бывшие супруги оставались привязанными друг к другу всю жизнь. Ольга Аросева однажды стала свидетельницей их встречи: «Мы как-то отдыхали в Карловых Варах, он приехал из Берлина повидаться с Татьяной Ивановной. Мы с Галей Волчек решили, что им хотелось бы побыть одним, вспомнить прошлое - и отошли. Они стояли вдвоём на балконе. Вначале тихо беседовали. Потом тонус беседы начал накаляться, голос Татьяны Ивановны, конечно же, лидировал. Из доносившихся обрывков фраз было понятно, что выяснялось, кто виноват в том, что они расстались... Но всё свелось к улыбкам и смеху. Пятьдесят лет прошло. Да каких лет! Их разлучила история, как сказала бы героиня Пельтцер тётя Тони Кралашевская».
О личной жизни Татьяны Ивановны известно немного. Ее семьей был только отец. Но он умер в 1959 году, прожив последние годы у дочери. Также известно, что Пельцер некоторое время была влюблена в артиста Ивана Бодрова, который был женат, молчалив, и являлся полной противоположностью самой Татьяне Пельтцер. Марк Захаров рассказывал: «Однажды Пельтцер удивила товарищей по театру, сказав, что ее мужем был заведующий труппой, некий Яковлев. Любую информацию о личной жизни она всегда сводила к минимуму, и никогда не производила впечатления плачущей женщины с неудавшейся судьбой. Она поддерживала отношения со своим братом. Ее домработница рассказывала об их взаимоотношениях: «Она его очень любила. А с его бывшей женой — нет, потому что, когда Саша попал в аварию и стал инвалидом (у него были парализованы ноги), та от него ушла, забрала все и оставила ему только сломанную кровать. В эту квартиру приходил его сын, он все время требовал у него денег. Только Татьяна Ивановна его и поддерживала. Бывало, скажет мне: «Отнеси Саше обед». И я бегом к нему».
Татьяна Ивановна до старости сохраняла прекрасную фигуру, занималась каждое утро зарядкой и не жалела, что у нее нет детей. Ее домработница рассказывала: «Однажды я пожаловалась, что у дочки колготки летят, не успеваю зашивать, сама в рваных хожу. А Татьяна Ивановна только вздохнула: «Хорошо, у меня детей нет». Я однажды открываю дверь, вхожу и вижу голые ноги на полу — вроде как лежит Татьяна Ивановна. Я напугалась, думаю, мертвая. Аня, это я, входи, — кричит она. Я вхожу и вижу: на полу лежит совсем голая Татьяна Ивановна и делает зарядку. И такие сложные упражнения! И все повторяла мне, что мне тоже надо заниматься физкультурой».

При всем этом в свои 85 лет Пельтцер делала все вопреки рекомендациям врачей: курила, бегала, пила крепчайший кофе. Эффект разорвавшейся бомбы произвела в 1991 году небольшая заметка в прессе под названием «В палате с душевнобольными». В ней говорилось о том, что всеми любимая актриса помещена в общую палату клиники для сумасшедших и что «местные психи не приняли ее». Разразился скандал, после которого театр приложил все усилия для перевода Пельтцер в элитную больницу. Но нервное перенапряжение актрисы оказалось необратимым. Актриса начала терять память. Ольга Аросева рассказывала: «Она попала в Ганнушкина. «Ленком» в это время был на гастролях, и мы с Мамедом (Мамед Агаев — директор Театра сатиры) поехали туда. Она вся в крови была, расцарапанная. Врач сказал, что дерется, очень агрессивная. Ничего страшнее в своей жизни, чем в этом доме, я не видела — сумасшедшие старухи шныряли как мыши. Татьяна к нам вышла, Мамед только смотрел в окно и рыдал. А она мне: «Возьми меня отсюда». Забыла мое имя, но, когда врач спросил ее, кто я, напряглась: «Друг мой». Когда я сказала, что на гастроли едем, она вдруг спросила: «А подруга моя едет?» — «Токарская, что ли? Да, едет». — «Вот б...», — вдруг сказала Татьяна Ивановна. Тогда я нашла Инну Чурикову и из Ганнушкина Татьяну Ивановну перевели в другую больницу, более-менее приличную.
После лечения Татьяна Ивановна снова вернулась в театр, но она с трудом передвигалась, уже не могла запоминать текст, постоянно путала реплики. Последними ее ролями были Федоровна в пьесе «Три девушки в голубом» Людмилы Петрушевской и «Поминальная молитва» Григория Горина. Оба спектакля поставил Марк Захаров. В «Поминальной молитве» Пельтцер играла старую Берту, а Александр Абдулов — ее сына, Менахема. Захаров и вся труппа хотели, чтобы Пельтцер была занята в спектакле: она была талисманом театра. Роль Берты Горин писал специально для нее. Она играла старую еврейку, которую сын привозит к дальним родственникам, в деревню Анатовку, погостить. А родственников вместе со всем еврейским населением как раз в это время выселяют из Анатовки: власти передвинули так называемую «черту оседлости»… Менахем дрожал над своей мамой, как настоящий еврейский сын. Берта плохо понимала, куда ее привезли. Абдулов выводил Пельтцер на сцену так бережно, словно она была хрупкой драгоценностью, фарфоровой чашечкой тонкой китайской работы. В доме главного героя Тевье-молочника в исполнении Евгения Леонова, был патетический момент - были собраны чемоданы и узлы, женщины плакали, мужчины угрюмо молчали. При виде Менахема и его мамы все столбенели. Оказывается, пару дней назад Менахем отправил Тевье телеграмму: «Приезжаем пожить», а Тевье получил: «Приезжайте пожить» — и обрадовался, что есть куда приткнуться хотя бы на первое время с детьми и внуками. Но теперь — ехать некуда. Что делать?! «Господи, милосердный, — говорил Леонов, вздымая руки к небу, — и ты хочешь, чтобы я молчал?» И все начинали смеяться. Одна старая Берта не понимала, что происходит. «Меня в поезде так трясло, — жаловалась она, вызывая взрыв смеха. — Почему смех, Тевье, почему смех?» «А что нам остается еще в этой жизни, Берта?» — отвечал Тевье, утирая слезы. И на скрипочку со скрипачом, на весь этот гвалт, смех и плач — опускался занавес.

Ольга Аросева рассказывала: «Однажды она мне позвонила: «Ольга, я вчера спектакль играла. Текст не помню, Сашка мне подсказывал. Я вышла, а мне аплодировали». Она явно была довольна. «Но как же иначе, Татьяна Ивановна». — «Ну да, ну я же очень плоха». Она ведь все понимала».

Домработница Анна Кукина рассказывала: «Забывала и текст, память стала терять. Вот, бывало, вытащит текст, посадит меня напротив за стол: «Ты сиди, а я буду тебе говорить. Где неправильно, ты меня поправляй». «Ты только меня не бросай, я на тебя квартиру сделала». Но позже ее отношение к домработнице изменилось. Анна Кукина рассказывала: «Татьяна Ивановна стала ко мне плохо относиться. Бывало, чуть не в драку лезет, если я иду на кухню. «Это моя кухня. Не ходи. Ничего не бери» — и выталкивала меня в комнату. Я сяду в кресло и плачу. Даже в туалет меня не пускала, я просилась к соседям. Нашлись люди, которые пользовались плохим состоянием актрисы. Так, в доме появилась некая администраторша Большого театра, которая сначала настроила Пельтцер против домработницы: «Вы смотрите, Татьяна Ивановна, за ней. Она у вас ворует». А потом заставила больную женщину переделать завещание, забрала сберегательные книжки».
В конце концов, домработница ушла и восемь месяцев не появлялась в квартире. Пельтцер все труднее было справляться. Болезнь прогрессировала, за ней требовался уход. А актриса была совсем одна. В моменты просветления говорила соседу: «Найдите мою...», но имя не называла — не помнила. И в 1992 году она вновь попала в психиатрическую лечебницу. Там она получила травму – упав, она сломала шейку бедра.
— Я ходила к ней, мыла ее, меняла каждый день белье, готовила, как она любила, геркулесовую кашку на пару, — вспоминала Кукина последний день жизни Пельтцер. — «Ленком» деньги мне на это давал. В тот день, когда я пришла в последний раз, она меня узнала. «Это моя, — говорила она врачам, — моя!» Только гладила меня по руке и показывала движением пальцев, что, мол, хочет курить. Я достала сигарету «Мальборо» (Татьяна курила только их), и она с удовольствием выкурила. Потом еще покурила. Когда врачи пришли с обходом и спросили: «Ну как, Татьяна Ивановна, дела?» — показала большой палец: «Во!» Она гладила себя по груди и явно была довольна. Ей же медсестры не давали курить. Она даже улыбалась, но в глазах уже была какая-то муть. И по имени назвать никого не могла. Я переодела ее, надела чистую рубашечку, перестелила постель. У нее даже и пролежни начались, я помазала зеленкой — все вроде нормально. «Ну, все, Татьяна Ивановна, отдыхайте». Было около восьми вечера, когда я приехала домой, а в пол-одиннадцатого мне уже позвонили: «Татьяна Ивановна умерла».
В палате кроме нее лежали еще две больные. Они сказали на вечернем обходе, что Пельтцер как-то ворочалась, но не кричала, никого не звала. Татьяна Пельтцер скончалась 16 июля 1992 года.

Татьяна Пельтцер похоронена на Введенском кладбище, где были похоронены ее отец и мать. За могилой присматривала бывшая домработница, которой материально помогал «Ленком». Он же восстановил прежнее завещание актрисы — квартира была отписана домработнице, архивы с фотографиями — театру, библиотека — Марку Захарову. В актерском доме на улице Черняховского в небольшой двухкомнатной квартире, где раньше жила Татьяна Пельтцер, после ее смерти Анна Кукина все оставила - как было при Татьяне Ивановне: на стене, ближе к окну, портреты отца, матери и любимого брата Саши. Стол, пара кресел образца начала 1970-х годов и книжные полки.

Марк Захаров рассказывал: «Она ринулась за мной в «Ленком», проработав 30 лет в Театре Сатиры. Артистам Сатиры это показалось безумием, артистам «Ленкома» - подвигом. Татьяна Ивановна прошла путь многотрудный и тернистый. Играла в агитбригадах, служила в Театре МГСПС, но во вспомогательном составе. Вскоре была признана профнепригодной, то есть такой плохой актрисой, что ее пришлось уволить. Поэтому некоторое время работала машинисткой. Я заметил, большие актеры в какой-то период своей жизни иногда кажутся бездарными. Я думаю, главная причина - их актерский организм сильно отличается от среднестатистического уровня. После вышедшего на экраны фильма-спектакля Б. Равенских «Свадьба с приданым» пришла всесоюзная любовь и бешеная популярность. Потом были «Солдат Иван Бровкин» и галерея других блистательных работ в театре и кинематографе. Феерический комедийный талант со временем перерос в трагикомический, достаточно вспомнить ее «бенефис» в ленкомовском спектакле по пьесе Л. Петрушевской «Три девушки в голубом». Татьяна Ивановна была не просто одаренной и мудрой актрисой, но еще сумела выразить какую-то неистовую российскую отвагу, замешанную на доброте и душевном сострадании. Счастливые зрители встречали ее хохотом, а потом украдкой смахивали слезу. Она обладала феноменальным чувством правды, знала цену высокой комедии, доходила до немыслимого гротеска, но при этом никогда не фальшивила, щедро одаривая людей своим ласковым вдохновением. Наверное, ей удалось воплотить народную мечту о несокрушимой старости, где мудрость дерзко соседствует с юной и озорной жизнестойкостью. Татьяна Ивановна служила для нас живым примером стародавнего подвижничества и святой любви к сценическим подмосткам. Качества, увы, ныне дефицитные. Халтуры не терпела. Любила и тянулась к молодым. Стремилась приобщить новую актерскую генерацию к могучим ценностям российской театральной культуры. Ее прощальная работа - роль, специально написанная для нее Григорием Гориным, в спектакле «Поминальная молитва». Она появлялась в финале, ненадолго, ей было далеко за восемьдесят, но мы безумно радовались, ликовали зрители, и многие действительно не стеснялись слез, понимая, что прощаются со старым русским театром. Татьяна Ивановна Пельтцер была великой и истинно российской актрисой».

В 2004 году о Татьяне Пельтцер был снят документальный фильм под названием «Родное лицо. Татьяна Пельтцер». В нем об актрисе рассказали Марк Захаров, Александр Абдулов, Вера Васильева, Инна Чурикова. Также в фильм были включены фрагменты фильмов и сцены из спектаклей с участием Татьяны Пельтцер.