Когда-то давно один знакомый мне все уши прожужжал полезностью ведения личного дневника. Я всегда считал это девчачьей глупостью, и тогда тоже так подумал, но вот я сам занимаюсь этой глупостью. И правда помогает привести мысли в порядок. Я писал на огрызках бумаги, которые потом рвал и выбрасывал, а сейчас решил завести себе под это дело отдельную тетрадь.
Я почти закончил потрет Райана. Остались некоторые штрихи, которые я хочу добавить от себя. Он говорит, что настолько привык долго сидеть в одной позе, и что в этом есть свои плюсы. Какие - не знаю, потому что потом он резко сменил тему, а спрашивать потом я не стал. Кстати, можно сказать, что это портрет снова сделал нас близкими друзьями. До этого у нас не получалось долго и со вкусом поболтать по душам - Райан был по уши в своих мотоциклах и отношениях с Ивонн, а я часами сидел за чертёжным столом и корпел над заказами. Мы, конечно, поддерживали связь, но наши разговоры были короткими и бессмысленными. А тут такое раздолье! Иногда мне кажется, что я даже слишком много вложил в этот портрет, но, я думаю, оно того стоит!


Не стоит. Уже больше двух недель портрет пылится в кладовке. Райану уже ни к чему мой подарок. Его больше нет. Вместо шумного дня рождения - похороны. Вместо радости лучшего друга - скорбь и слёзы его близких. Я до сих пор не могу поверить, что всё это не дурной сон и не розыгрыш, что его смерть не чья-то злая шутка. Его похоронили не так давно, и мне частенько кажется, что он ещё жив, автоматически набираю его номер... и запоздало вспоминаю, что этот абонент мне уже никогда не ответит. Заслышав шум лифта и звук открывающихся дверей, я спешу встретить друга, но останавливаюсь на полпути. Мёртвые не ходят в гости. Меня подмывает пойти в кладовку и взглянуть на портрет хотя бы одним глазком, но это желание я пресекаю на корню.


Я с головой ушёл в работу. Только это помогает мне отвлечься от мыслей. Если бы не физиологические потребности... Стоит переключиться на еду или сон, как я невольно начинаю вспоминать нашу последнюю встречу. Она снится мне в кошмарах... А когда ближе к вечеру ходил в магазин, поймал себя на мысли, что высматриваю Райана среди проходящих мимо людей. Но ведь он мёртв, мёртв! Почему я не могу этого принять? Моя скорбь всё больше походит на помешательство...


Кажется, я действительно сошёл с ума. Я чувствую на себе чей-то взгляд. Постоянно. Когда я оборачиваюсь, наваждение развеивается, но потом я снова чувствую, как кто-то невидимый внимательно наблюдает за мной. Я стараюсь чаще выбираться из дома на длительные прогулки. Как жаль, что чертёжный стол нельзя взять с собой на природу, как мольберт! Работать дома просто невозможно.


Я всегда шёл у него на поводу. И этот случай - не исключение. Сейчас, когда я держу в руках таблетки, он смотрит на меня ожидающе... этот Райан с портрета. Теперь я понял, почему он изводил меня. Привлекал к себе внимание, чтобы потом напомнить о нашей клятве - дружба навек. Значит, и тебе без меня на том свете неважно живётся, дружище? Но знаешь, будет нечестно, если из-за твоей просьбы мы разминёмся. Самоубийцы вроде как в Ад отправляются.

Мне хочется закончить всё красиво, пока я ещё не заснул навсегда. Когда-то давно один знакомый мне все уши прожужжал полезностью ведения личного дневника. Он предназначен для того, чтобы описывать в нём свою жизнь. Но всякая жизнь рано или поздно приходит к своему логическому завершению.

Никто из нас никогда не отличался особенной красотой. Обычные школьницы, переминающиеся на остановке – такими нас считали прохожие, спешащие по своим делам.

И Ирка Вихрова тоже раньше с нами всеми стояла, зубами цокала. Но потом всё изменилось: девчонка выбилась в элиту и уплыла неведомо куда. Теперь, мы ее редко встречаем. А когда встречаем, она с выражением высокомерия на лице бросает нам под ноги купюры, словно бездомным. Когда Ира уходит, ей вслед обычно летят ледышки.

Она уже тогда была сама на себя не похожа: вся ухоженная, чистая, даже веснушки со скул куда-то исчезли. В своем изысканном верблюжьем пальто она походила не то на модель, не то на ведущую программы новостей. Мы все ей завидовали. Виолетта вообще открыто признавалась, что была б не прочь вернуть ее назад, чтобы вместе с нами на тротуаре мерзла. А я, напротив, Вихровой прямо сказала, когда она от нас уезжала, что убью ее, если вернется. И ледышку я кидала с теми же мыслями, ведь во дворах ей явно было делать нечего. Пусть лучше живет со своим мажором – и комфортнее, и попу надрывать не надо.

Тут, к нашей компании подходит один из гуляк, и я, туша сигарету о джинсы, отгоняю ностальгию. Зондирую возможного клиента: мужчина средних лет, аккуратно одетый, при галстуке. Явно женат.

Виолетта, как часто бывает, шутливо кривится за его спиной, изображая рвотные позывы. Катя как бы невзначай облокачивается на его плечо. Он напрягается, но не уходит.

- Все ясно, - думаю я, - попалась рыбка на крючок.

И снова закуриваю.



Платье из темно-зеленого бархата я обнаружила лежащим на кровати, когда проснулась. Хотя к нему и не было приложено записки, я сразу поняла, что к вечеру мне придется в него облачиться. И правда, через несколько часов оглядывая себя в золоченом зеркале, я услышала звоночек, изливавшийся откуда-то из глубины усадьбы. Он звал меня в гостиную.

Скользнув мимо лакея, учтиво склонившего голову, я предстала перед своим покровителем. Он, как обычно, сидел в своем любимом кресле в глубине комнаты. Свет от камина еле доставал до дальнего угла, и от этого глаза мужчины горели еще ярче.

Я робко подняла на него взгляд. Я знала: малейшая ошибка, малейшая оплошность, и он выкинет меня на мороз. Задумчиво подперев рукой подбородок, он оценивающе оглядел меня с ног до головы и удовлетворенно хмыкнул. Ему понравилось то, что он увидел.

Я ожидала его приказаний, но он почему-то тянул. Будто издевался.

Все мои мысли были пропитаны ненавистью к этому человеку, к его полнейшей и неоспоримой власти надо мной. Я не помнила, когда я разлюбила его. Не помнила, когда раскусила его. Но точно помнила, когда поняла, что если ночную бабочку* заносят с улицы в дом, то не для того, чтобы защитить. А для того, чтобы пришпилить ее тушку гвоздем к пенопласту.

Он поправил фалды своей кожаной куртки и на секунду закрыл глаза, словно наслаждаясь моментом.

Наконец, его губы изогнулись в торжествующей улыбке:

- А теперь покружись, Ирина…

* Ночная бабочка - эвфемизм, нередко использующийся для описания проституток.

- Слушай, Джил, - осматривая обстановку нового дома подруги, Кейт плюхнулась на диван, - и как вы не побоялись снять комнату в этом поместье?
- Сколько можно, Кейт? – закатив глаза, Джил села рядом. – Я уже рассказывала, оно было единственным, что устроило нас по цене. Хозяйка дома, вполне милая старушка. Чего бояться? Ваших нелепых легенд?
- Наверное, ты права. И все же, - не успокаивалась подруга, - местные жители обходят стороной эту усадьбу. А старуха, настоящая ведьма. Ты ее видела?
- Перестань, ты просто насмотрелась ужастиков, - отмахнулась Джил и потащила Кейт на кухню, чтобы перекусить перед лекцией в универе.

Поместье Грандевил, в котором сняли комнату Джил с матерью, пользовалось дурной славой. Поговаривали, что сын хозяйки усадьбы был чертовски красив, но продал душу дьяволу, за что был награжден неимоверной властью над разумом людей. Он завлекал невинных девушек, высасывал их мозг, для поддержания жизненной энергии, а девушки сходили с ума. Потом он вдруг бесследно исчез, растворился в безвременье, так как пришло время отдавать нечисти долг, но старуха продолжает держать с ним связь. Каким образом, никто не знает, и не пытается даже лезть в это дело. Но многие горожане считают это просто выдумкой; девушки сходили с ума от страданий и любви к молодому графу, а сам граф бесследно пропал или его убили. В общем, дело темное и нераскрытое. Но раз в год, когда луна меняет свой облик, обращаясь в две одинаковые, а город погружается во мрак, освещенный двумя лунами – кроваво-желтой с одной стороны и багрово-черной с другой – в городе под утро находят девушку, лишенную ума. Объяснение этому никто не может дать, а странное раздвоение луны, считают игрой потусторонних сил. До этой ночи оставалась неделя.

- Кого притащила? – на кухню зашла хозяйка дома и окинула гостью недобрым взглядом. – Чтобы не рыскали мне тут! Понято? И помни мой наказ!
- Что за запрет? – заинтересованно шепнула Кейт, когда старуха, пригрозив им пальцем, покинула поместье.
- Не приближаться к большой деревянной двери, - пробубнила Джил.
- И что, ты ни разу...- удивилась Кейт. – Не поверю.
- Даже и в мыслях не было, - парировала Джил, но под пристальным прищуром подруги тут же сдалась, - ой, да, раскусила, подходила, конечно, но дверь всегда заперта.
- Пошли, посмотрим, - Кейт сорвалась с места и выскочила в холл.

Массивная дверь, с тяжелым навесным замком, была заперта. Покрутившись возле нее, девушки собрались уходить. Вдруг Джил стало не по себе. Холодный страх окутал, но она не сдвинулась с места. Любопытство оказалось сильнее страха. Через мгновение послышались чьи-то тяжелые шаги, и дверь со скрипом распахнулась, впуская подруг в темную обитель. Нервно сглотнув, Джил шагнула внутрь.
Кабинет молодого графа - темная обитель с холодным воздухом. На секунду Джил показалось, что на большом красном кресле, обтянутым парчой, сидит граф. Она зажмурилась, и чуть было не закричала, но тут Кейт схватила ее за руку.
- Смотри, как он красив, - подруга стояла с лампой в руке и разглядывала настенный портрет молодого графа.
Джил бросила взгляд на портрет, потом на кресло и снова на портрет. Неужели она сходит с ума? Ведь именно его она сейчас видела в этом самом кресле. Она подошла ближе и глаза графа пронзили ее словно тысячи иголок. Взгляд, чарующий, жгуче-томный переворачивал все нутро. Небрежная прическа придавала шарма и сексуальности. Волевой подбородок и повадки льва делали из графа искусного соблазнителя, уверенного и беспощадного.
- Охотник, - прошептала Кейт, - посмотри какой торс.
- Мне кажется, ты путаешь, - кольнула подругу Джил, - твой взгляд находится намного ниже торса.
- Ладно тебе, - засмущалась та, - он просто необыкновенен. Жаль, что мертв.
- Да уж, - Джил подняла руку и хотела провести ладонью по груди графа, но тут же одернула ее как от удара током. – Боже мой, Кейт, у него живая плоть. Я чувствовала рукой тело, человеческое тепло.
- Ты спятила,- Кейт провела рукой по картине, - это просто холст, не пугай меня. И кто из нас насмотрелся ужастиков?
Джил, не слушая подругу, выскочила из комнаты, и только на лекции поняла, что уронила там заколку. Если старуха узнает, ей придется не сладко. Но возвращаться в этот странный кабинет Джил больше не собиралась.
По ночам девушку стали преследовать кошмары. Посреди ночи, в одно и то же время она просыпалась. Сначала ей казалось, что в комнате кто-то скребется и доносится странный звук со стороны зеркала, словно чьи-то ногти чертят там дорожки изнутри. Потом кошмары стали усиливаться, и ночные скрежетания превратились в монотонный голос, который звал и манил. Джил казалось, что все это последствия фильмов ужасов, которые она смотрит вечерами. Через несколько таких ночей, Джил превратилась в замученную девушку с опухшими глазами и темными кругами под ними. На лекциях она буквально засыпала.
- Джил, все в порядке? – допрашивала Кейт. – Ты неважно выглядишь. Заколка?
- Все отлично, это зачеты, - Джил не хотела, чтобы ее считали ненормальной, и сваливала все на подготовку к лекциям, - а заколку утром нашла, на прикроватном столике. Видимо она там и лежала.
Но состояние девушки становилось хуже. Мрачное поместье давило, и Джил стала бояться этого дома. Из коридора часто доносились жуткие смешки, а зеркала отражали пустоту с очертаниями молодого графа. Разбив зеркало в своей комнате, Джил старалась не выходить из нее, она лежала, укутавшись в плед, охваченная страхом. На призывы мамы вызвать доктора, Джил только отрицательно махала головой и пила горстями успокоительные. После очередной кошмарной ночи, Джил проснулась в серой, холодной обители графа, сидящей возле портрета. Тут нервы не выдержали, и Джил с криками стала метаться по комнате, в надежде выбраться, но замок не поддавался. Ей казалось, что портрет манит, забирает ее по ту сторону холста. В безудержной панике она случайно нажала на ручку двери и та с легкостью открылась. Выбежав в холл, девушка поняла, что ей срочно нужна помощь, но дом не выпускал ее. Он обволакивал ноги и руки Джил невидимым плющом и затягивал в свое мрачное логово. В этот же вечер, в ночь двух лун, девушка пропала, и никто не знал, что в кабинете молодого графа валяется красивая заколка, а газовый шарфик, легкой волной свисает с рамки портрета. Наутро Джил нашли укутанную в одну простынь, с пустым отсутствующим взглядом, молчаливую и дрожащую. Девушка была в не себе.

По коридорам психиатрической клиники вели молодую симпатичную девушку в смирительной рубашке. В приемной сидела рыдающая мать. А на въезде в отдаленный, ничем непримечательный городок, развивалось большое объявление:
«Сдается комната для студенток или молодой пары.
Недорого. Возможны скидки.
Аллея -13, поместье - Грандевил».

Мой наставник часто повторял: «Верность, справедливость и мужество — три природные добродетели самурая», - один из постулатов Бусидо*, который он, как мне кажется, знал наизусть. Несмотря на мой юный возраст (на тот момент мне было двенадцать или тринадцать лет), я отчетливо помню все, что было связано с моим первым наставником. Я очень любил его, даже... считал своим вторым отцом. Хаяти Хаясида. Пожалуй, это имя я буду помнить всю свою жизнь.
Главное в обучении – становление характера, воспитание мужества, отваги, терпения и бесстрашия, иначе говоря, основных качеств, учивших воина отдавать жизнь за своего повелителя. Все это развивалось чтением. Рассказы о храбрости и героях, военачальниках и самураев. Но меня учили не так. Мой наставник частенько брал меня с собой на публичные казни, с последующим осмотром отрубленных голов и обязательством поставить свою метку; будил поздней ночью и приказывал отправляться на кладбище, так как это развивало смелость; велел вставать рано утром, выполнять изнурительную работу, оставлял без еды, чтобы развивались терпение и выносливость. Меня учили контролировать свои эмоции. «Слезы и стоны – проявление слабости и трусости», - так считал мой учитель. Ко мне не было никакой жалости: порезался я или упал: «А если тебе придется сделать харакири? Ты тоже будешь реветь?». Такое воспитание развивало бесстрашие и хладнокровие, что очень помогало в бою. Мой учитель старался с детства воспитать во мне чувство долга и чести, дисциплины и честности. А я старался быть как он.
«Самурай должен, прежде всего, постоянно помнить, что он может умереть в любой момент, и если такой момент настанет, то умереть самурай должен с честью. Вот его главное дело», - этому меня учил Хаяти Хаясида. Умереть с честью и достоинством. Так он и сделал. До последней минуты на его лице была улыбка. До последней минуты в его глазах горел огонь решимости. До последней минуты мой учитель остался гордым и непокоренным, остался истинным самураем... остался героем, в моих глазах.
Даже сейчас, спустя такое огромное количество лет, мне снится мой первый учитель. Мне снится его непривычное синее кимоно; его длинные черные волосы, которым я тайно завидовал; его строгие, пронзительные глаза, полные верности и бесстрашия.
«На войне верность самурая проявляется в том, чтобы без страха идти на вражеские стрелы и копья, жертвуя жизнью, если того требует долг».
______________
*Бусидо́ – кодекс самурая.

- Мама, мама, расскажи сказку! – потребовал маленький Михо, с нетерпением прыгая на кровати. Старая мебель со скрипом вздрагивала под лёгким мальчиком, но упорно продолжала стоять, считая безопасность энергичного чада своим долгом.

Молодая одинокая мама с уставшим, но ещё не растерявшим юного очарования лицом, присела на край кровати, пытаясь угомонить непоседливого малыша. Её добрые глаза светились в полумраке маленькой комнатушки, хотя долгие бессонные ночи уже оставили под ними свой тёмный след.

На соседней кровати, кутаясь с головой в одеяло, заворочался старший брат. Канеки, вроде бы живой и любопытный мальчик, не лишенный воображения, всегда интересовался наукой, старался объяснить всё непонятное и необычное с точки зрения рационального мышления и рассуждений, и потому скептично относился к различным сказкам и легендам, являвшихся по его словам "выдумкой необразованных, которые не могли объяснить то, что видели". И с одной стороны он был прав. По другую сторону баррикад находился ещё маленький и неучёный, или, как его называл брат, "недалёкий" Михо, с искренностью в сердце и неподдельным интересом в глазах, веривший в различные сказания, которые ему рассказывала мама. И если Канеки старался разоблачить "неучей", то Михо мечтал увидеть чудо своими глазами.

- Вот ты всегда так! - взвизгнул малыш, демонстративно надув губки, - Мам, почему Канеки не верит в сказки?
- Канеки слишком много думает, - улыбаясь, ответила мама, поправляя одеяло. - Так, сказку?
- Да!
- Тогда слушай. Давным-давно было время, когда по земли разгуливал Хаос. Он сеял страх в души людей, закрадываясь в их мысли ночными кошмарами. Люди, уставшие жить в постоянном страхе, молили богов помочь им, прогнать зло с земли, и боги отправили на землю воина Баку. Это был юноша неземной красоты, нечеловеческой силы, с хрустальной катаной, что была твёрже алмаза и прекраснее любого существующего оружия на земле. Рассекая изящным лезвием чёрный туман зла, он защищал людей от мучавших их кошмаров. На протяжении целой ночи он бился с Хаосом, ради спокойных снов людей, и этой битве нет конца. Она ведётся и по сей день...
- Угу, - сонным голосом промычал Канеки. Его голос вырвал Михо из раздумий. Мальчик уже представлял себе воина в сверкающих доспехах, с серебрящимся в лунном свете мечом.
- Мама, а Баку и мои сны охраняет?
- Ну, конечно! - произнесла она и поцеловала сынишку в лоб, нежно откинув жиденькую чёлку.
- А Канеки?
- И его тоже. Спи!

Но Михо никак не мог уснуть. Он думал. Думал и о Баку, и о снах. Думал он и о том, какой же этот воин хороший, раз даже не верившего в него Канеки охраняет. И конечно мальчик уже в тайне мечтал увидеть его хоть одним глазком!

Было уже очень поздно, сладкая дремота начала одолевать малыша, глазки слипались, он начал чувствовать, как падает куда-то, но испугавшись этого чувства, резко открыл глаза.
Маленькую комнатушку, в которой располагалась его с братом спальня, заливал прозрачный лунный свет, отвоевавший у темноты ночи кусочек пола и стены. Его тонкие, натянутые, словно струны, лучи, казалось, звенели в абсолютной тишине. Мир на мгновение замолк, то ли уснув, то ли предвещая нечто особенное в эту волшебную ночь. Позёвывая, мальчик вылез из-под одеяла и направился к окну. Потирая глаза маленьким кулачком и слегка причмокивая, он осмотрел небольшой дворик, состоящий из пары кустов и кучи камней, среди которых вечером он оставил машинку, которую ему сделал Канеки. Но в этот раз камней он не увидел. Густой чёрный туман плотным покрывалом окутывал землю. Он разрастался всё больше и больше, протягивая свои толстые щупальца всё ближе к дому. Что-то внутри него бурлило, неприятно пенилось и сверкало сиреневатым светом, тонкими искорками пробегало по всему туману, заставляя его вздрагивать и выгибаться. А среди него, бесстрашно рассекая чёрную ватную массу, шагал юноша в бирюзовых одеждах. Лёгкий взмах катаны, и туман, шипя и изворачиваясь, словно порезанный пополам червяк, начинает биться, распадаться на непонятные лохмотья и исчезать, растворяясь в лунном свете. Вот снова сверкнуло оружие, на мгновение преломив холодный луч и ослепив мальчика, и уже половины от страшного существа нет!

- Канеки, Канеки, смотри! Это же Баку! – закричал Михо и рванулся было будить брата, но испугался, что если мальчик отведёт взгляд, самурай исчезнет.

Но он всё также стоял среди камней, спокойно глядя на Михо. Его волосы и одежда слегка шевелились в эту тихую безветренную ночь, казалось, что та неведомая вредная сила, из-за которой Михо часто падал с деревьев, расшибая коленки, не властна над этим воином. Он будто бы парил в миллиметрах от земли, лишь слегка касаясь её поверхности. У его ног стелился поверженный Хаос, внутри которого всё так же сверкали голубоватые искорки, но уже более медленно и вяло, словно боясь тратить на это остатки сил. Он сгущался у самого кончика длинной изящной катаны из чистейшего хрусталя, вяло подтягиваясь, тянулся к оружию, словно собака, пытающаяся понюхать протянутую ей руку, но тут же отпрядывал, то ли от бессилия, то ли испугавшись. А катана сверкала в лунном свете, отбрасывая блики на сияющих доспехах, и при каждом взмахе оставляла искрящийся в воздухе след.

Мальчик, словно околдованный представшей картиной, смотрел в окно, отрыв рот.

- Канеки, - снова протянул малыш, не сводя глаз с воина, боясь, что тот исчезнет.

- Хватит! Иди спать, - уже сердито, сквозь полудрёму сказал брат.

Михо не выдержал. Ему так хотелось доказать старшему братцу, что тот не прав, и хранители действительно существуют! Ловко перепрыгнув с подоконника на кровать Канеки, мальчик вытащил сонного брата к окну:

- Смотри, смотри! Вот же он! Вот!

Но там уже никого не было.

- И где?

Малыш из последних сил сдерживал слёзы, тщетно пытаясь разглядеть среди деревьев серебряное сияние.

Солёные ручейки уже заливали его щёки, личико вспыхнуло, и он бросился на кровать, испуганно скрипнувшую от неожиданности.

- Может тебе просто приснилось?

- Нет, не приснилось, - обиженно произнёс Михо, вытирая слёзы, -Он был там! Был!

- Это же всего лишь сказка! – Канеки искренне пытался успокоить братишку, но это у него никогда не получалось.

- Нет, он охраняет мои сны!

- Откуда ты это знаешь?

- Я в это верю! – твёрдо ответил Михо, погружаясь в сладкие объятия разноцветных снов. Вскоре уснул и Канеки, крепко спал остальной мир, и только ошмётки ночных кошмаров серым туманом тихо гасли среди холодных камней.

«Прошло 400 лет с окончания Ужасной мировой войны, разбившей некогда Великую планету на куски. Численность тех нескольких человек, выживших тогда только потому, что находились в месте безопасного разрыва, постепенно разрослось до ста человек на каждом осколке. Между всеми людьми, которые жили по принципу: «или убьёшь ты, или тебя», царила непрекращающаяся резня за господство.

Правда, был один способ для примирения. То был клинок Угай, внутри которого были заключены чистые светлые души людей, не терявших свою человечность в условиях мировой войны и надеющихся на спасение…

… та ночь на осколке номер 4, была воистину прекрасна: выглянувшая из-за туч луна нежным светлым лучом пронзила поляну Угай. Относительную тишину, которую нарушали только тихий шёпот леса и хрип старого хранителя Угая - Поо, оборвал мужчина-воин, выпавший из мерцающей дыры, появившейся в дупле огромного дерева. Он выглядел усталым, но увидев, куда именно попал, оживился: в нём словно открылось второе дыхание.

Неуверенными шагами мужчина двинулся в центр поляны, где на ветке старого, но в котором ещё теплилась жизнь, дерева дремал Поо - диковинная птица яркой окраски, хранитель осколка 4, благодаря которому, здесь сохранился лес, а земля успела забыть вкус крови и боли.

Когда до птицы воину оставалось сделать ещё два шага, луна внезапно вспыхнула, на миг, наполнив мир ярким, до больной рези в глазах, светом.

За спиной воина послышалось хлопанье крыльев. Обернувшись, он заметил, что Поо косит на него свой единственный глаз.

- Ты разбудил меня, - спокойно произнесла птица на человеческом языке.

- Я не хотел, - покаянно произнёс мужчина, благоговейно падая перед хранителем на колени.

- Хотел, – возразил Поо, - и я даже знаю зачем. Ты пришёл за клинком Угай. Он твой.

- Так просто? - ошарашено проговорил воин. – А испытания? Подвиг, доказывающий, что я достоин?

- ПоопУгай, - словно не слыша мужчину, тихо произнесла птица. – Моё истинное имя. Имя того мира. Я скучаю по нему, - и, вспомнив про собеседника, добавила, - В луну люди заложили свои души. Она выбрала тебя. Значит, ты достоин. Ты единственный из этих ненормальных, считающих, что война-лучшее решение проблем.

Птица закрыла глаз и замолчала.

Воин поднялся с колен и, повинуясь внутреннему чутью, задрал голову к небу. Оно кокетливо мигнуло ему мириадами звёзд, а рассеянный луч луны устремился к мужчине. Секунда, и в руках воин держал клинок Угай.

Прозрачный, как слеза умирающих людей, светлый, как их души, клинок тепло пульсировал.

Воин грустно улыбнулся. Ему казалось, что призраки надежд этих людей рядом.

Он оправдает эти ожидания. Он склеет частицы планеты. Он создаст Новый мир, о котором мечтали люди, заключившие свою силу в хранителя и клинок. Мир, где будут знать цену Чести, Добру и Справедливости.

И взмахнул воин замерцавшим клинком Угая, клянясь себе, что выполнит всё, что было у него в мыслях перед мириадами звёзд, луной и перед самим собой…»

Из отрывка мифа о создании Новой планеты, включённого в учебник угайской литературы.

Старая библиотека, стеллажи книг. В наушниках тихо играет музыка. В воздухе летают пылинки, поднимаемые его дыханием. Грязные окна слабо пропускают солнечный свет и все это создает таинственную, мистическую атмосферу. Которую так редко видят люди, живущие в нарастающей суете. Спешащие все быстрее, словно бояться не успеть. Не живущие, потому что думают о завтра и вчера, совершенно не замечая сегодня. Он с детства любил читать, погружаюсь в чужие сюжеты. Придумывая свою концовку каждой прочтенной книге, желая что-то изменить. Стремление с возрастом становилось все сильнее, а услышанная одним вечером фраза - Никто не может изменить этот мир..., изменила его жизнь.

С того момента он не просто смотрел на людей, он писал их историю. Робко, словно переживая, что им не понравится. Словно боялся, что они узнают и будут ругать. Маленький мальчик старательно прятал тетрадь со своими придуманными историями, в которых обязательно были все те, кого он знал. Все чаще почерк становился менее разборчивым, все чаще появлялись правки.

- Что ты делаешь? - за спиной стоял отец, заглядывая в тетрадь и пытаясь разобрать детские каракули.

- Пишу... Историю! - на детском лице появилась неуверенная улыбка. Мальчик никогда не ждал признания, он о нем и не думал. Все, что он делал, было только для него. Приятно было знать, что мама у одноклассницы не умерла, а продолжает жить. Что учитель не ругал его за невыполненное домашнее задание, а искренне интересовался, почему не получилось. Цветы могли расти не только весной и летом, но и зимой, выглядывая яркими бутонами из снежных шапок.

Пока отец разбирал все написанное, он стаял, держа руки в карманах брюк, словно ожидая приговора. Время замедлило свой бег, и стрелки замерли.

- Хм... Занялся бы ты лучше чем нибудь полезным. Как все другие мальчики. А не такой вот ерундой. Мечты и сказки нужны тем, у кого много денег. А таким как мы нужна работа, умение что-то делать, зарабатывать на жизнь.

Взмахнув тетрадью над головой мальчика, мужчина удалился, сжимая ее в руке. Именно в тот вечер он и нашел это место, забытую всеми библиотеку. Тогда она стала его убежищем. От людских глаз, от стереотипов, он нареканий и просьб быть таким же, как все. Чем старше он становился, тем сильнее были просьбы.

Не носи такую прическу! Ты парень, подстригись!

Что это за музыку ты слушаешь?

Сними с головы платок!

В парне ничего не менялось, не смотря на постоянные напоминания о том, что нужно. Все реже он смотрел отцу в глаза, все меньше проводил времени дома, все чаще во взгляде читалась отчужденность от всего происходящего. А ощущение того, что многое можно исправить, росло с каждым днем и каждым написанным словом.

Пару строк о более чутком учителе сделали его таким. Изменения были очевидны. В качестве эксперимента от тем же вечером написал об отце, о вечере, который еще не наступил. Тихо переступив порог дома, готов был услышать все что угодно, но не то, что сам написал.

- Добрый вечер, сын. Как твое настроение? Как прошел твой день?

Такие простые слова, такое легкое и ненавязчивое внимание. Вещи, которые даны всем, но мало кто ними пользуется. Он не мог изменить мир, но он мог изменить жизнь каждого. И почему-то даже не удивился открывшемуся дару. Ведь все слышали о том, что — Наши мысли материальны. Его мысли были материальны на все сто. Его рука и карандаш обладали невероятной силой.

Обилие сюжетов в книгах, которые служили его вдохновением, порождали в сознании все новые и новые истории. Он появлялся в жизни людей, влияя на события. Он был творец чего-то нового. Появлялся в их жизни неожиданно, так же быстро исчезал. Ему достаточно было одной встречи, пары минут разговора, чтобы увидеть, кто рядом с ним. Чтобы знать о чем писать. После он скрывался в своем убежище, чтобы кому-то принести добро, а кого-то опечалить. Заставить сожалеть о содеянном, показать, что нужно ценить тех, кто рядом. Изменение одного неизбежно ведет за собой изменение чего-то другого. И никто не может сказать, к чему приведут такие вторжения.

Менялись дни, проходили годы, он давно уже жил тут. Его друзьям были книги, питавшие его вдохновение. Песни, без остановки звучащие в его наушниках. Листы, исписанные чужими историями.

Загадочный парень… Загадочен и его взгляд.
Его зовут Джейк, он молод и любит свободу. Когда-то, не так и давно, он любил шумные бесконечные вечеринки, выпивку, компьютерные игры, гонки на байках. Но всё переменилось за последнее время. Он стал тихим и скрытным. Вот молчит уже несколько часов, его взгляд застыл на одном объекте.
Неужели он снова влюбился? Да, да, именно снова. Любовь так сильно изменила его! Несчастная любовь… Он до безумия любил одну девушку. Мог смотреть на нее бесконечно, ведь она не была такой как всё, была естественной: ни грамма макияжа, скромная улыбка, застенчивый взгляд… это так притягивало его. Она была полной противоположностью ему. Любила читать книги, сочиняла стихи, любила гулять прохладными вечерами. Он всеми силами добивался её. Караулил её у дома, покупал цветы и приносил под дверь каждое утро. Она любила читать - он тоже начал, она сочиняла стихи, а он сочинял для нее песни. Забавно было наблюдать за поступками этого влюбленного юноши. В конце концов он добился её внимания, они стали гулять вместе, а о своих друзьях он и вовсе забыл. Никто и не думал как любовь может поменять человека.
Казалось, ничто никогда не помешает его счастью, пока Джейк не встретил своего давнего друга с его очередной подружкой. Тот был рад видеть его (конечно! Джейк был одним из лучших байкеров на квартале) и конечно же снова предложил ему авантюру. «И подружку свою бери» - сказал ему приятель - «Не удивляйся, Джейк, я всё знаю, долго наблюдал за вами. И вот, такая встреча!» Джейк не долго думал над его предложением. На следующее утро он уговорил свою возлюбленную пойти с ним вечером «прокатиться с ветерком», а та согласилась, совсем недолго думая, ведь Марта(так её звали) никогда не каталась на мотоцикле.

Это были не совсем обычные гонки. Гонка, как оказалось, состоялась между Джейком и его старым другом - лучшими байкерами квартала. При чем их подружки тоже должны обязательно участвовать в этой смертельной схватке.
Гонка началась. Все уже заняли свои позиции. Джейк пока еще не понимал на что подписался. Смертельная гонка, в которой выживет сильнейший. Казалось, что они несутся по дороге со скоростью света. В голове у обоих была одна мысль – победить. Вдруг что-то пошло не так. Джейк потерял управление над мотоциклом. Он пытался тормозить, но скорость была слишком высокой. Мотоцикл на бешеной скорости чуть не въехал в дорожный знак, но пролетел мимо и свалился в кювет. Джейка отбросило на большое расстояние. Он долго пытался подняться на ноги и вот когда наконец поднялся, то стал искать возлюбленную. Тут послышался взрыв и громкое «НН-Е-Е-Е-ТТ»
Парень очнулся в больнице. Ему повезло больше, чем его подруге: всего пару переломов, ссадины, ушибы. Марта же скончалась на месте.
Джейк не забыл тот день, также он не забыл как его друг так и не пришел его навестить. Никто не пришел. Хорошо, что хоть скорую вызвали!
И вот мы видим его снова. Нашего улыбчивого, веселого Джейка. Кстати говоря, он не был таким пять минут назад. Он снова заинтересован, и смотрит так пристально, как смотрел много лет назад на Марту. Он пытается остаться незамеченным, но такой заинтересованный и пронзительный взгляд трудно не заметить. Он боится. Боится навредить еще кому-нибудь, поэтому пытается оставаться скрытным. Но он также будет приносить цветы под двери дома той девушки.
И теперь еще к могиле Марты…