Над моею головою листопад шуршит листвою. Ветер кружит вереницы листьев. Эти листья - птицы. Листья-птицы медлят, зная, ждет внизу их жизнь земная. Листья-лисы, листья-мыши заползают в норы, в ниши. Стынет голый клен вдали... В лужах листья-корабли.
Далецкая Надежда И девочка с корзиною грибов
И девочка с корзиною грибов. И утро босоногое по росам на цыпочках крадётся. И берёзы неслышный вздох в лесу, в туман рябой.
И кашель петуха под скрип крыльца. И вброд – по мелководью, по лодыжки. И в полдень ветра сиплого одышка в кустах. И лист, в прожилках, у лица.
И гул пчелиный, от июльских гроз не отличимый и неотделимый. И скользкий бок уснувшего налима с налипшими травинками. Стрекоз
и бабочек парение. На Спас всхлип падающих яблок. В огороде и под окном ночами ёжик бродит. В углу избы горит иконостас.
И август холодит тяжелый сад. И бубенцом звенит вдали корова. И днем над головой луны подкова белеет…и в тумане голоса
кустов и птиц на утренней заре всё чаще вязнут и плывут всё выше. И дождь не бьёт, а лязгает по крыше и стонет под горой и на горе.
Под осень в снах плотнее вязь снопов… И девочка с корзиною грибов...
Александр Пушкин Когда за городом задумчив, я брожу
Когда за городом, задумчив, я брожу И на публичное кладбище захожу, Решетки, столбики, нарядные гробницы, Под коими гниют все мертвецы столицы, В болоте кое-как стесненные рядком, Как гости жадные за нищенским столом, Купцов, чиновников усопших мавзолеи, Дешевого резца нелепые затеи, Над ними надписи и в прозе и в стихах О добродетелях, о службе и чинах; По старом рогаче вдовицы плач амурный, Ворами со столбов отвинченные урны, Могилы склизкие, которы также тут Зеваючи жильцов к себе на утро ждут,- Такие смутные мне мысли всё наводит, Что злое на меня уныние находит. Хоть плюнуть да бежать... Но как же любо мне Осеннею порой, в вечерней тишине, В деревне посещать кладбище родовое, Где дремлют мертвые в торжественном покое. Там неукрашенным могилам есть простор; К ним ночью темною не лезет бледный вор; Близ камней вековых, покрытых желтым мохом, Проходит селянин с молитвой и со вздохом; На место праздных урн и мелких пирамид, Безносых гениев, растрепанных харит Стоит широко дуб над важными гробами, Колеблясь и шумя...
И,всем известное:
Александр Пушкин Я помню чудное мгновенье...
Я помню чудное мгновенье: Передо мной явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты. В томленьях грусти безнадежной, В тревогах шумной суеты, Звучал мне долго голос нежный И снились милые черты.
Шли годы. Бурь порыв мятежный Рассеял прежние мечты, И я забыл твой голос нежный, Твои небесные черты.
В глуши, во мраке заточенья Тянулись тихо дни мои Без божества, без вдохновенья, Без слез, без жизни, без любви.
Душе настало пробужденье: И вот опять явилась ты, Как мимолетное виденье, Как гений чистой красоты.
И сердце бьется в упоенье, И для него воскресли вновь И божество, и вдохновенье, И жизнь, и слезы, и любовь.
Вот, вспомнила еще одно замечательное стихотворение. Оригинальное стихотворение принадлежит Рэдьярду Киплингу. Его нам задавали для перевода в школе. Слова очень красивые и правильные, как на оригинальном английском, так и на художественном переводе С. Я. Маршака на русском (переводов очень много, но у Маршака мне понравилось больше всего). Я его даже сохранила у себя в блокнотике, очень понравилось)
If you can keep your head when all about you
Are losing theirs and blaming it on you,
If you can trust yourself when all men doubt you,
But make allowance for their doubting too;
If you can wait and not be tired by waiting,
Or being lied about, don't deal in lies,
Or being hated, don't give way to hating,
And yet don't look too good, nor talk too wise:
If you can dream -- and not make dreams your master;
If you can think -- and not make thoughts your aim;
If you can meet with Triumph and Disaster
And treat those two impostors just the same;
If you can bear to hear the truth you've spoken
Twisted by knaves to make a trap for fools,
Or watch the things you gave your life to, broken,
АлИнКа-МаЛиНкА, кроме последнего ни одного не слышала, спасибо Очень понравились, особенно Пушкинское и первое, про листья.
Quote (Neka-mew)
Вот, вспомнила еще одно замечательное стихотворение.
Действительно замечательное, очень порадовало =) Тоже к себе сохраню. Может, причина в том, что я не так хороша в английском, но русский перевод именно в плане звучания мне кажется более красивым.
Коли сейчас зима в расцвете, во всяком случае, в моем городе, поделюсь двумя зимними стихотворениями. Первое - "Снег идет" Пастернака, очень умиротворяющее. Я его узнала из песни Никитиных, в которой оно положено на музыку (на редкость удачно). Песню тоже прилагаю.
Борис Пастернак
Снег идет
Снег идет, снег идет. К белым звездочкам в буране Тянутся цветы герани За оконный переплет.
Снег идет, и всё в смятеньи, Всё пускается в полет,- Черной лестницы ступени, Перекрестка поворот.
Снег идет, снег идет, Словно падают не хлопья, А в заплатанном салопе Сходит наземь небосвод.
Словно с видом чудака, С верхней лестничной площадки, Крадучись, играя в прятки, Сходит небо с чердака.
Потому что жизнь не ждет. Не оглянешься - и святки. Только промежуток краткий, Смотришь, там и новый год.
Снег идет, густой-густой. В ногу с ним, стопами теми, В том же темпе, с ленью той Или с той же быстротой, Может быть, проходит время?
Может быть, за годом год Следуют, как снег идет, Или как слова в поэме?
Снег идет, снег идет, Снег идет, и всё в смятеньи: Убеленный пешеход, Удивленные растенья, Перекрестка поворот.
А второе - еще одно стихотворение моего любимого Бродского. Гениальная вещь, имхо - никому еще не удавалось так точно передать атмосферу новогодних праздников, но не с точки зрения радости и веселья, а со стороны одиночества и грусти. В течение многих лет новогоднее настроение у меня было только таким, поэтому впервые прочитав "Рождественский романс" я была удивлена тем, насколько точно он передает то, что и я чувствую. Сейчас, слава богу, я праздникам рада побольше, но стихотворение люблю по-прежнему =)
Иосиф Бродский
Рождественский романс
Евгению Рейну, с любовью
Плывет в тоске необьяснимой среди кирпичного надсада ночной кораблик негасимый из Александровского сада, ночной фонарик нелюдимый, на розу желтую похожий, над головой своих любимых, у ног прохожих.
Плывет в тоске необьяснимой пчелиный ход сомнамбул, пьяниц. В ночной столице фотоснимок печально сделал иностранец, и выезжает на Ордынку такси с больными седоками, и мертвецы стоят в обнимку с особняками.
Плывет в тоске необьяснимой певец печальный по столице, стоит у лавки керосинной печальный дворник круглолицый, спешит по улице невзрачной любовник старый и красивый. Полночный поезд новобрачный плывет в тоске необьяснимой.
Плывет во мгле замоскворецкой, плывет в несчастие случайный, блуждает выговор еврейский на желтой лестнице печальной, и от любви до невеселья под Новый год, под воскресенье, плывет красотка записная, своей тоски не обьясняя.
Плывет в глазах холодный вечер, дрожат снежинки на вагоне, морозный ветер, бледный ветер обтянет красные ладони, и льется мед огней вечерних и пахнет сладкою халвою, ночной пирог несет сочельник над головою.
Твой Новый год по темно-синей волне средь моря городского плывет в тоске необьяснимой, как будто жизнь начнется снова, как будто будет свет и слава, удачный день и вдоволь хлеба, как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево.
Улыбаюсь, а сердце плачет в одинокие вечера. Я люблю тебя. Это значит - я желаю тебе добра. Это значит, моя отрада, слов не надо и встреч не надо, и не надо моей печали, и не надо моей тревоги, и не надо, чтобы в дороге мы рассветы с тобой встречали. Вот и старость вдали маячит, и о многом забыть пора... Я люблю тебя. Это значит - я желаю тебе добра. Значит, как мне тебя покинуть, как мне память из сердца вынуть, как не греть твоих рук озябших, непосильную ношу взявших? Кто же скажет, моя отрада, что нам надо, а что не надо, посоветует, как же быть? Нам никто об этом не скажет, и никто пути не укажет, и никто узла не развяжет... Кто сказал, что легко любить?
Молчи, скрывайся и таи И чувства и мечты свои — Пускай в душевной глубине Встают и заходят оне Безмолвно, как звезды в ночи, — Любуйся ими — и молчи. Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь. Взрывая, возмутишь ключи, — Питайся ими — и молчи. Лишь жить в себе самом умей — Есть целый мир в душе твоей Таинственно-волшебных дум; Их оглушит наружный шум, Дневные разгонят лучи, — Внимай их пенью — и молчи!..
А.А. Фет Опавший лист дрожит от нашего движенья
Опавший лист дрожит от нашего движенья, Но зелени еще свежа над нами тень, А что-то говорит средь радости сближенья, Что этот желтый лист — наш следующий день.
Как ненасытны мы и как несправедливы: Всю радость явную неверный гонит страх! Еще так ласковы волос твоих извивы! Какой живет восторг на блекнущих устах!
Идем. Надолго ли еще не разлучаться, Надолго ли дышать отрадою? Как знать! Пора за будущность заране не пугаться, Пора о счастии учиться вспоминать.
А.А. Фет Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали...
Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали Лучи у наших ног в гостиной без огней. Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали, Как и сердца у нас за песнию твоей. Ты пела до зари, в слезах изнемогая, Что ты одна — любовь, что нет любви иной, И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя, Тебя любить, обнять и плакать над тобой. И много лет прошло, томительных и скучных, И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь, И веет, как тогда, во вздохах этих звучных, Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь. Что нет обид судьбы и сердца жгучей муки, А жизни нет конца, и цели нет иной, Как только веровать в рыдающие звуки, Тебя любить, обнять и плакать над тобой!
Сообщение отредактировал иравершинина - Четверг, 31.01.2013, 14:35
Любви, надежды, тихой славы Недолго нежил нас обман, Исчезли юные забавы, Как сон, как утренний туман; Но в нас горит еще желанье, Под гнетом власти роковой Нетерпеливою душой Отчизны внемлем призыванье. Мы ждем с томленьем упованья Минуты вольности святой, Как ждет любовник молодой Минуты верного свиданья. Пока свободою горим, Пока сердца для чести живы, Мой друг, отчизне посвятим Души прекрасные порывы! Товарищ, верь: взойдет она, Звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото сна, И на обломках самовластья Напишут наши имена!
Многие перечисленные стихотворения сама давно знаю и очень люблю) Хотелось бы поделиться стихотворением одного из любимейших мною поэтов, Джорджа Гордона Байрона...
In thee, I fondly hop'd to clasp A friend, whom death alone could sever; Till envy, with malignant grasp, Detach'd thee from my breast for ever.
True, she has forc'd thee from my breast, Yet, in my heart thou keep'st thy seat; There, there, thine image still must rest, Until that heart shall cease to beat.
And, when the grave restores her dead, When life again to dust is given, On thy dear breast I'll lay my head— Without thee! where would be my Heaven?
Когда я прижимал тебя к груди своей, Любви и счастья полн и примирен с судьбою, Я думал: только смерть нас разлучит с тобою; Но вот разлучены мы завистью людей!
Пускай тебя навек, прелестное созданье, Отторгла злоба их от сердца моего; Но, верь, им не изгнать твой образ из него, Пока не пал твой друг под бременем страданья!
И если мертвецы приют покинут свой И к вечной жизни прах из тленья возродится, Опять чело мое на грудь твою склонится: Нет рая для меня, где нет тебя со мной!
Недавно попалась мне под руки книга со стихами Бунина, открыла её наугад и прочитала короткое стихотворение. И так оно мне понравилось - аж пробрало)) Очень люблю ощущение, которое в нем описывается, и действительно, оно приходит только наедине с природой. Удивительное чувство)
И.А. Бунин Сквозь ветви
Осень листья тёмной краской метит: Не уйти им от своей судьбы! Но светло и нежно небо светит Сквозь нагие чёрные дубы, Что-то неземное обещает, К тишине уводит от забот – И опять, опять душа прощает Промелькнувший, обманувший год!
Остынь, моя Печаль, сдержи больной порыв. Ты Вечера ждала. Он сходит понемногу И, тенью тихою столицу осенив, Одним дарует мир, другим несет тревогу.
В тот миг, когда толпа развратная идет Вкушать раскаянье под плетью наслажденья, Пускай, моя Печаль, рука твоя ведет Меня в задумчивый приют уединенья,
Подальше от людей. С померкших облаков Я вижу образы утраченных годов, Всплывает над рекой богиня Сожаленья,
Отравленный Закат под аркою горит, И темным саваном с Востока уж летит Безгорестная Ночь, предвестница Забвенья.
Иосиф Бродский пишет шикарные вещи. Самые любимые стихотворения:
Не выходи из комнаты, не совершай ошибку... (1970)
Не выходи из комнаты, не совершай ошибку. Зачем тебе Солнце, если ты куришь Шипку? За дверью бессмысленно все, особенно - возглас счастья. Только в уборную - и сразу же возвращайся.
О, не выходи из комнаты, не вызывай мотора. Потому что пространство сделано из коридора и кончается счетчиком. А если войдет живая милка, пасть разевая, выгони не раздевая.
Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло. Что интересней на свете стены и стула? Зачем выходить оттуда, куда вернешься вечером таким же, каким ты был, тем более - изувеченным?
О, не выходи из комнаты. Танцуй, поймав, боссанову в пальто на голое тело, в туфлях на босу ногу. В прихожей пахнет капустой и мазью лыжной. Ты написал много букв; еще одна будет лишней.
Не выходи из комнаты. О, пускай только комната догадывается, как ты выглядишь. И вообще инкогнито эрго сум, как заметила форме в сердцах субстанция. Не выходи из комнаты! На улице, чай, не Франция.
Не будь дураком! Будь тем, чем другие не были. Не выходи из комнаты! То есть дай волю мебели, слейся лицом с обоями. Запрись и забаррикадируйся шкафом от хроноса, космоса, эроса, расы, вируса.
_______
Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря, дорогой, уважаемый, милая, но неважно даже кто, ибо черт лица, говоря откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но и ничей верный друг вас приветствует с одного из пяти континентов, держащегося на ковбоях; я любил тебя больше, чем ангелов и самого, и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих; поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне, в городке, занесенном снегом по ручку двери, извиваясь ночью на простыне -- как не сказано ниже по крайней мере -- я взбиваю подушку мычащим "ты" за морями, которым конца и края, в темноте всем телом твои черты, как безумное зеркало повторяя.
А я вот очень люблю стихи Александра Сергеевича Пушкина, могу читать их постоянно. Читала книгу с его стихами, просто не оторвешься. Вот мои любимые:
Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя, То по кровле обветшалой Вдруг соломой зашумит, То, как путник запоздалый, К нам в окошко застучит. Наша ветхая лачужка И печальна и темна. Что же ты, моя старушка, Приумолкла у окна? Или бури завываньем Ты, мой друг, утомлена, Или дремлешь под жужжаньем Своего веретена? Выпьем, добрая подружка Бедной юности моей, Выпьем с горя; где же кружка? Сердцу будет веселей. Спой мне песню, как синица Тихо за морем жила; Спой мне песню, как девица За водой поутру шла. Буря мглою небо кроет, Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя. Выпьем, добрая подружка Бедной юности моей, Выпьем с горя; где же кружка? Сердцу будет веселей
Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна Освещает снег летучий; Мутно небо, ночь мутна. Еду, еду в чистом поле; Колокольчик дин-дин-дин... Страшно, страшно поневоле Средь неведомых равнин! "Эй, пошел, ямщик!.." - "Нет мочи: Коням, барин, тяжело; Вьюга мне слипает очи; Все дороги занесло; Хоть убей, следа не видно; Сбились мы. Что делать нам! В поле бес нас водит, видно, Да кружит по сторонам.
Посмотри: вон, вон играет, Дует, плюет на меня; Вон - теперь в овраг толкает Одичалого коня; Там верстою небывалой Он торчал передо мной; Там сверкнул он искрой малой И пропал во тьме пустой".
Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна Освещает снег летучий; Мутно небо, ночь мутна. Сил нам нет кружиться доле; Колокольчик вдруг умолк; Кони стали... "Что там в поле?" - "Кто их знает? пень иль волк?"
Вьюга злится, вьюга плачет; Кони чуткие храпят; Вот уж он далече скачет; Лишь глаза во мгле горят; Кони снова понеслися; Колокольчик дин-дин-дин... Вижу: духи собралися Средь белеющих равнин.
Бесконечны, безобразны, В мутной месяца игре Закружились бесы разны, Будто листья в ноябре... Сколько их! куда их гонят? Что так жалобно поют? Домового ли хоронят, Ведьму ль замуж выдают?
Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна Освещает снег летучий; Мутно небо, ночь мутна. Мчатся бесы рой за роем В беспредельной вышине, Визгом жалобным и воем Надрывая сердце мне..
Угрюмый сторож Муз, гонитель давний мой, Сегодня рассуждать задумал я с тобой. Не бойся: не хочу, прельщенный мыслью ложной, Цензуру поносить хулой неосторожной; Что нужно Лондону, то рано для Москвы. У нас писатели, я знаю, каковы; Их мыслей не теснит цензурная расправа, И чистая душа перед тобою права.
Во-первых, искренно я признаюсь тебе, Не редко о твоей жалею я судьбе: Людской бессмыслицы присяжный толкователь, Хвостова, Буниной единственный читатель, Ты вечно разбирать обязан за грехи То прозу глупую, то глупые стихи. Российских авторов нелегкое встревожит: Кто английской роман с французского преложит, Тот оду сочинит, потея да кряхтя, Другой трагедию напишет нам шутя — До них нам дела нет; а ты читай, бесися, Зевай, сто раз засни — а после подпишися.
Так, цензор мученик; порой захочет он Ум чтеньем освежить; Руссо, Вольтер, Бюфон, Державин, Карамзин манят его желанье, А должен посвятить бесплодное вниманье На бредни новые какого-то враля, Которому досуг петь рощи да поля, Да связь утратя в них, ищи ее с начала, Или вымарывай из тощего журнала Насмешки грубые и площадную брань, Учтивых остряков затейливую дань.
Но цензор гражданин, и сан его священный: Он должен ум иметь прямой и просвещенный; Он сердцем почитать привык алтарь и трон; Но мнений не теснит и разум терпит он. Блюститель тишины, приличия и нравов, Не преступает сам начертанных уставов, Закону преданный, отечество любя, Принять ответственность умеет на себя; Полезной Истине пути не заграждает, Живой поэзии резвиться не мешает. Он друг писателю, пред знатью не труслив, Благоразумен, тверд, свободен, справедлив.
А ты, глупец и трус, что делаешь ты с нами? Где должно б умствовать, ты хлопаешь глазами; Не понимая нас, мараешь и дерешь; Ты черным белое по прихоти зовешь; Сатиру пасквилем, поэзию развратом, Глас правды мятежом, Куницына Маратом. Решил, а там поди, хоть на тебя проси. Скажи: не стыдно ли, что на святой Руси, Благодаря тебя, не видим книг доселе? И если говорить задумают о деле, То, славу русскую и здравый ум любя, Сам государь велит печатать без тебя. Остались нам стихи: поэмы, триолеты, Баллады, басенки, элегии, куплеты, Досугов и любви невинные мечты, Воображения минутные цветы. О варвар! кто из нас, владельцев русской лиры, Не проклинал твоей губительной секиры? Докучным евнухом ты бродишь между Муз; Ни чувства пылкие, ни блеск ума, ни вкус, Ни слог певца Пиров, столь чистый, благородный — Ничто не трогает души твоей холодной. На всё кидаешь ты косой, неверный взгляд. Подозревая всё, во всем ты видишь яд. Оставь, пожалуй, труд, ни мало не похвальный: Парнасс не монастырь и не гарем печальный. И право никогда искусный коновал Излишней пылкости Пегаса не лишал. Чего боишься ты? поверь мне, чьи забавы — Осмеивать Закон, правительство иль нравы, Тот не подвергнется взысканью твоему; Тот не знаком тебе, мы знаем почему — И рукопись его, не погибая в Лете, Без подписи твоей разгуливает в свете. Барков шутливых од тебе не посылал, Радищев, рабства враг, цензуры избежал, И Пушкина стихи в печати не бывали; Что нужды? их и так иные прочитали. Но ты свое несешь, и в наш премудрый век Едва ли Шаликов не вредный человек. За чем себя и нас терзаешь без причины? Скажи, читал ли ты Наказ Екатерины? Прочти, пойми его; увидишь ясно в нем Свой долг, свои права, пойдешь иным путем. В глазах монархини сатирик превосходный Невежество казнил в комедии народной, Хоть в узкой голове придворного глупца Кутейкин и Христос два равные лица. Державин, бич вельмож, при звуке грозной лиры Их горделивые разоблачал кумиры; Хемницер Истину с улыбкой говорил, Наперсник Душеньки двусмысленно шутил, Киприду иногда являл без покрывала — И никому из них цензура не мешала. Ты что-то хмуришься; признайся, в наши дни С тобой не так легко б разделались они? Кто ж в этом виноват? перед тобой зерцало: Дней Александровых прекрасное начало. Проведай, что в те дни произвела печать. На поприще ума нельзя нам отступать. Старинной глупости мы праведно стыдимся, Ужели к тем годам мы снова обратимся, Когда никто не смел Отечество назвать, И в рабстве ползали и люди, и печать? Нет, нет! оно прошло, губительное время, Когда Невежества несла Россия бремя. Где славный Карамзин снискал себе венец, Там цензором уже не может быть глупец… Исправься ж: будь умней и примирися с нами.
«Всё правда, — скажешь ты, — не стану спорить с вами: Но можно ль цензору по совести судить? Я должен то того, то этого щадить. Конечно, вам смешно — а я нередко плачу, Читаю да крещусь, мараю на удачу — На всё есть мода, вкус; бывало, на пример, У нас в большой чести Бентам, Руссо, Вольтер, А нынче и Милот попался в наши сети. Я бедный человек; к тому ж жена и дети…»
Жена и дети, друг, поверь — большое зло: От них всё скверное у нас произошло. Но делать нечего; так если невозможно Тебе скорей домой убраться осторожно, И службою своей ты нужен для царя, Хоть умного себе возьми секретаря.
Мне не спится, нет огня; Всюду мрак и сон докучный. Ход часов лишь однозвучный Раздается близ меня, Парки бабье лепетанье, Спящей ночи трепетанье, Жизни мышья беготня... Что тревожишь ты меня? Что ты значишь, скучный шепот? Укоризна, или ропот Мной утраченного дня? От меня чего ты хочешь? Ты зовешь или пророчишь? Я понять тебя хочу, Смысла я в тебе ищу...
Невыразимая печаль Открыла два огромных глаза, Цветочная проснулась ваза И выплеснула свой хрусталь.
Вся комната напоена Истомой - сладкое лекарство! Такое маленькое царство Так много поглотило сна.
Немного красного вина, Немного солнечного мая - И, тоненький бисквит ломая, Тончайших пальцев белизна.
У Фридриха Ницше нравится очень:
Да! Я счастья расточитель, Счастья благостный даритель! Эти розы — ваши… рвите! Только прежде вам придется На колючки напороться, Больно-больно уколоться! Ибо счастье — любит слезы! Ибо счастье — любит козни! — Ну, так рвите эти розы!
Константина Арбенина почти всего люблю нежно:
Святые наши маршируют рядом, Но иногда не попадают в ногу. Должно быть, мой святой не различает, Где правое, где левое крыло. То в левое плечо меня толкнёт, То дёрнет невзначай за правый локоть... Он, видимо, влюблён в твою святую. Ужасно безответственный святой.
Андрей Макаревич стихи пишет хорошие, не только песни:
Когда на постылой веревке Затянут тугой узелок, Я выйду, красивый и лёгкий, К началу бескрайних дорог. Коллеги, улыбки на лица! Я волен, поздравьте меня. Я всем предлагаю напиться По случаю этого дня. Несите стаканы и водку, И в миг, когда тост на устах, Забацаем общую фотку На память об этих местах. А я встану где-нибудь скраю, Так сладко стоять на краю, И всем на прощанье сыграю, И всем на удачу спою.
Lady_Grey, Hannibal_Lecter, Nurlandia, selenasilver, спасибо за принесенные стихи Некоторые не слышала, некоторые очень понравились =) Бродского тоже люблю, наверное, его даже можно назвать моим любимым поэтом. И стихотворение про святых понравилось)
Cloud9, про святых одно из любимого у Арбенина : ) а вы знаете такого питерского поэта Арчета? По-моему, пишет замечательные вещи:
Боже, храни детей, которым за двадцать
Им умирать, а потом еще расставаться
Аскеру дай голос, прохожим слух Дай отдохнуть неспящему после двух
Сделай так, чтобы раз в девятнадцать лет - Крайний поезд, последний шальной билет
Дай сибариту трубочку и бокал Сделай, чтобы кофе не убегал...
Но больше - люби поэтов и нищебродов, выходцев из гонимых Твоих народов:
Геев и хиппи, готов и растаманов странных, накуренных и постоянно пьяных что-то рисующих, пишущих и читающих, всех, ничерта в этой жизни не понимающих -
Это для них я иного прошу отмерить
Лучше других твои Дети умеют верить.
Здравствуй, Алиса. Пишу тебе из апреля. Мои соседи - большие фанаты дрели. Вчера почитал газету... Они смотрели почти минуту. И стали намного тише. По телеку все орут о большом, высоком. Слушал о нас. Давился кофейным соком. Пулю загнать бы, прямо туда, в висок им... Я, к несчастью, очень от них завишу.
Тут я не делаю шляп, - их уже не носят. Тут я не сумасшедший, а просто осень. Не пью никакого чая. Сплошное prozit. Садовая соня в сахарнице живёт. Прочие наши как-то поразбежались. Король с Королевой здорово издержались, Карты-гвардейцы долго еще сражались, справился только опытный банкомёт.
Мартовский заяц сидит у себя, в марте. Помешан. Теперь - на типа-винтажном арте прошлого века, ну да, при его-то фарте... Впрочем, и это дело довольно зыбко. Кот заходил недавно. Принес чаю. Правда, не весь, и я его понимаю. Чешик еще подержится. Но отчаян, осталась одна приклеенная улыбка.
Кролик прижился в цирке. Ушами машет. Гусеница - содержит притон, и даже все говорят, чего-то свое бодяжит. В общем, блекджек и шлюхи. Еще стихи. Птица До-до пропала. Уже искали повсюду, - горизонтали и вертикали, диагонали обшарили, но снискали Только угрюмое авторское "хи-хи".
Знаешь, Алиса... Я по тебе скучаю. Письма пишу. Ответа не получаю. Чаю не пью - ну да, он остался чаем, только его не хочется. Даже чай.
Ты, наверное, выросла. Очень мило. Ты о нас забыла? И разлюбила?
Это письмо - последнее. Нет чернил, а если ты не вернешься, то все...
Как бы пафосно это не звучало, меня это стихотворение за душу берет.
Я не был на фронте, но знаю Как пули над ухом свистят, Когда диверсанты стреляют В следящих за ними ребят, Как пули рвут детское тело И кровь алым гейзером бьёт... Забыть бы всё это хотелось, Да ноющий шрам не даёт.
Я не был на фронте, но знаю Сгоревшей взрывчатки угар. Мы с Юркой бежали к трамваю, Вдруг свист и слепящий удар... Оглохший, в дымящейся куртке, Разбивший лицо о панель, Я всё же был жив, а от Юрки Остался лишь только портфель.
Я не был на фронте, но знаю Тяжелый грунт братских могил. Он, павших друзей накрывая, И наши сердца придавил. Как стонет земля ледяная, Когда аммонала заряд могилы готовит, я знаю, Мы знаем с тобой, Ленинград.
ЛЕБЕДУШКА Из-за леса, леса темного, Подымалась красна зорюшка, Рассыпала ясной радугой Огоньки-лучи багровые. Загорались ярким пламенем Сосны старые, могучие, Наряжали сетки хвойные В покрывала златотканые. А кругом роса жемчужная Отливала блестки алые, И над озером серебряным Камыши, склонясь, шепталися. В это утро вместе с солнышком Уж из тех ли темных зарослей Выплывала, словно зоренька, Белоснежная лебедушка. 55 Позади ватагой стройною Подвигались лебежатушки, И дробилась гладь зеркальная На колечки изумрудные. И от той ли тихой заводи, Посередь того ли озера, Пролегла струя далекая Лентой темной и широкою. Уплывала лебедь белая По ту сторону раздольную, Где к затону молчаливому Прилегла трава шелковая. У побережья зеленого, Наклонив головки нежные, Перешептывались лилии С ручейками тихозвонными. Как и стала звать лебедушка Своих малых лебежатушек Погулять на луг пестреющий, Пощипать траву душистую. Выходили лебежатушки Теребить траву-муравушку, И росинки серебристые, Словно жемчуг, осыпалися. 56 А кругом цветы лазоревы Распускали волны пряные И, как гости чужедальние, Улыбались дню веселому. И гуляли детки малые По раздолью по широкому, А лебедка белоснежная, Не спуская глаз, дозорила. Пролетал ли коршун рощею, Иль змея ползла равниною, Гоготала лебедь белая, Созывая малых детушек. Хоронились лебежатушки Под крыло ли материнское, И когда гроза скрывалася, Снова бегали-резвилися. Но не чуяла лебедушка, Не видала оком доблестным, Что от солнца золотистого Надвигалась туча черная — Молодой орел под облаком Расправлял крыло могучее И бросал глазами молнии На равнину бесконечную. 57 Видел он у леса темного, На пригорке у расщелины, Как змея на солнце выползла И свилась в колечко, грелася. И хотел орел со злобою Как стрела на землю кинуться, Но змея его заметила И под кочку притаилася. Взмахом крыл своих под облаком Он расправил когти острые И, добычу поджидаючи, Замер в воздухе распластанный. Но глаза его орлиные Разглядели степь далекую, И у озера широкого Он увидел лебедь белую. Грозный взмах крыла могучего Отогнал седое облако, И орел, как точка черная, Стал к земле спускаться кольцами. В это время лебедь белая Оглянула гладь зеркальную И на небе отражавшемся Увидала крылья длинные. 58 Встрепенулася лебедушка, Закричала лебежатушкам, Собралися детки малые И под крылья схоронилися. А орел, взмахнувши крыльями, Как стрела на землю кинулся, И впилися когти острые Прямо в шею лебединую. Распустила крылья белые Белоснежная лебедушка И ногами помертвелыми Оттолкнула малых детушек. Побежали детки к озеру, Понеслись в густые заросли, А из глаз родимой матери Покатились слезы горькие. А орел когтями острыми Раздирал ей тело нежное, И летели перья белые, Словно брызги, во все стороны. Колыхалось тихо озеро, Камыши, склонясь, шепталися, А под кочками зелеными Хоронились лебежатушки.