Стихия, словно безумная, вспахивала снежные заслоны, поднимая в воздух волны сверкающей зимней крупы. Отдавшись власти жуткого ледяного ветра, нахлынувшего из густеющей тьмы над клыкастыми горными пиками, снежинки кружились. Метались. Рвя, царапая, въедаясь в нежную детскую кожу маленькой девочки, прижавшейся в каком-то безотчетном доверии к холке волка. Ее волка.

Иру нес ее на спине, преодолевая взгорье рваными прыжками, с каждым мгновением становившимися все мельче. Ниже. Отчаяннее. Дыхание зверя все тяжелело и тяжелело, пока не сошло на еле слышный низкий сип. Он больше не мог. Не мог бежать, не мог двигаться, не мог нести даже такую, смехотворную в своей тяжести ношу. Девчонка цеплялась, вжималась в него словно клещ. Такая теплая. Хрупкая. Живая.

Живая…

Одно это слово не давало ему остановиться. Не давало сдаться. Как бы он не хотел.

Он помнил Эльду еще совсем детенышем. Помнил грудой шкур и одеялец, из которой выглядывала ее покрытая невесомым пушком головка. Эти сонные карие глазенки и метка под правой ноздрей – малышку прижало во время родов, оставив под пуговкой носа неяркое красное пятнышко. Иру не отходил от нее ни на шаг, скользящей бледной тенью следуя за ней повсюду. Оберегая ее сон. Она была чудом. А он – ее хранителем.

Старейшины верили, что она и только она сумеет избавить их род от проклятья. Что однажды, с каждого волка спадет его шкура, и он снова вернет свой дар обращаться по собственной воле. Из человека в зверя. Из зверя – в человека.

Эльда могла это. Пока неконтролируемо, но могла. И Совет решил изъять ее способность силой. Во благо всей волчьей семьи.

Теперь они бежали. Вдвоем. Сквозь бурю и снег, вперед, ко спасению за перевалом. Спасению, которое было еще далеко.

За толщей льда плыли огни факелов.

Охотники настигали их.

И вот она: первая стрела. Просвистела мимо, словно трель ранней птицы. Едва не задев щечку Эльды, вспорола снег. Иру вильнул в сторону в попытке оградить девочку от второй и…

Боль.

Резкая, оглушающая боль.

Жгучие всполохи вскипающей от яда крови.

Волк безвольно осел в сугроб, всем нутром содрогаясь от того, как стальной наконечник скребется о полости органов при каждом волнении. Пульсирующими полумесяцами в глазах разбежалась темнота. Стрела была отравлена.

Он готов был поддаться соблазну умереть на том же самом месте. Под победные вскрики схоронившихся на утесе преследователей. Если бы за ним была только его жизнь.

Но среди горных вершин, в сужающемся кольце врага, билось не одно, а два, истинно чистых, горячих сердца.

Его и Эльды.

Из последних сил Иру поднялся и пусть медленно, неверно, но пошел. Эльда обняла его крепче, успокаивая, насыщая своим теплом и нежностью. В каком-то щемящем, разделенном лишь меж ими двумя чувстве они пробрели еще пару метров и снова рухнули в снег.

Дикий, безнадежный рык вырвался из его груди.

Ну же, принцесса! Оставь меня и беги!

Но разве она могла?

Они бежали сквозь лес уже третий час. Кто ни разу не мчался из последних сил, глотая клубы морозного, колючего воздуха, не поймет, как мучителен каждый новый вдох для легких. Может, стоит передохнуть? Может, погоня отстала?.. Старый волк мысленно клацнул зубами - рассчитывать на такую удачу губительно, у них нет времени на отдых.

Княжна Кая не жаловалась, но было ясно, что она едва не слетает с могучей спины - шерсть на холке, в которую вцепились маленькие детские руки, казалось, сейчас расстанется со шкурой, забрав с собой и кожу напоследок. Как жаль, что все так обернулось!..

Несколько дней назад стало ясно, что княжне больше в столице оставаться нельзя - после гибели правителя его дитя стало главной мишенью для всех претендентов на трон. Это был лишь вопрос времени, как скоро убийцы с острыми кинжалами доберутся до ребенка… Но Кае повезло - Сигур, волк Графа Джерр, узнал о покушении и смог помешать ему. Граф был первым советником покойного, и главным его врагом. Ему, скрывавшему свои помыслы при жизни князя, теперь нечего было бояться.

Когда же стало ясно, что Каю от неминуемой гибели ничто не отделяет, Сигур решил, что не хочет видеть своего маленького царственного друга жертвой придворных интриг. Не долго думая, на заре он выдернул сонного ребенка из покоев, и теперь они неслись сквозь холод, впереди их ждала неизвестность, а по пятам шли убийцы и кровавая расправа.

Иногда волку казалось, что не стоило этого делать. Как знать, возможно, смерть Каи не была бы мучительной… а у него по прежнему было бы место при стременах графа, почетная старость и вдоволь еды. Теперь ни у Сигура, ни у маленькой княжны ничего не было, и может быть их бегство - лишь небольшая отсрочка перед небытием.

- Сигур, - голос Каи оторвал волка от размышлений, - Сигур, тебе плохо, у тебя дыхание совсем сиплое. Давай остановимся, не бойся за меня...

- Нет! - рявкнул он в ответ. Сил на объяснения не было, но у Сигура была надежда.

Эта надежда была скрыта в Северном лесе, за рекой. Река была древней границей государства, а в Лесу… в Лесу жили сородичи Сигура, волки Северных земель, и главное - там жил лесной народ. Целители и воины, они были похожи на людей, но людьми не являлись. Им был уготован короткий век, и с соседним княжеством они дружбу не водили, но Каю могли приютить. Добежать бы туда, добежать бы…

Внезапно острый нюх Сигурда узнал человеческий запах - враги были близко. Через несколько минут уже и слух различал топот копыт коней, пущенных галопом. Маленькая княжна тоже слышала их - Сигурд чувствовал, как она дрожит, и чувствовал запах страха. Из последних сил он выбрасывал вперед мощные лапы, отталкивал свое тело от заснеженной земли и приземлялся на них снова. Он не видел, как один из слуг графа поднял лук и прицелился, но слышал звук натягиваемой тетивы, и когда стрела глубоко вошла в его тело, он лишь коротко зарычал, но не прервал своего бега - река уже виднелась за стволами деревьев, надо было только пересечь ее - на земли лесного народа граф не сунется.

Волк старался не замечать боли и слушал, как плачет Кая. Она всегда была мягким ребенком, не способным к правлению, не приспособленным к жизни в этом змеином гнезде… И Сигурду просто хотелось, чтобы она нашла свое место, в котором не надо будет бояться.

На почти не слушающихся лапах он преодолел замерзшую реку в несколько огромных прыжков и рухнул, едва коснувшись земли. Кая кубарем слетела с него, но тут же легко поднялась - слава Богу, она была невредима.

- Сигурд! Сигурд! Не шевелись, тебе лежать надо - всхлипывала она, гладя зверя по взмокшей шерсти.

- Погоди, Кая… Здесь, в лесу, есть народ. Найди его. Отыщи обязательно. Они… они приютят тебя, дадут кров и еду, вырастят в безопасности.

- Нет! Я найду их, и они вылечат тебя, только не говори ничего больше!



Сквозь туман, застилавший его глаза, волк увидел заплаканное измученное лицо и мысленно улыбнулся. Он был горд тем, что смог увести наследницу престола прямо из под носа графа. И был рад, что Кая теперь, если судьба будет к ней благосклонна, сможет зажить более счастливой жизнью.

Приподняв внезапно потяжелевшую голову, он ткнулся мордой в лицо девочке и по-отечески лизнул ее щеку. На щеке остался красный кровавый след.

Он снова упал на снег, снег падал и неба, ложась легчайшими снежинками на спину, нос, лапы… Сигурд уже не видел, но почувствовал, как Кая легла рядом с ним, зарылась в его шерсть и заплакала - тихо, сдержано: наследники престола не имеют права плакать в голос.

Когда-то Сигурд мечтал умереть в окружении внуков-щенят. Внуков у него не оказалось, но ведь и княжна Кая - это тоже не плохой вариант?.. Жаль только, что она снова будет страдать, и тосковать по нему.

Слабое зимнее солнце выглянуло из-за туч и согрело умирающего волка ласковым светом. С его губ сорвался последний вздох, а девочке, оставшейся одной среди притихшего леса, казалось, что в лучах солнца она видит черты своего ушедшего друга.

Когда я был совсем маленьким, мне снился сад с цветущей сакурой. Тёплый свет пробивался сквозь кроны вишен, и где-то совсем рядом журчал ручей. Я шёл по мощёной дорожке рядом со стариком, он рассказывал мне о чём-то важном, что мой детский разум был не в силах понять, слова пропадали из сознания, как песок, и, просыпаясь, я помнил только сад, ручей, старца… И единственные слова: «Умереть не страшно! Страшнее уйти, ничего после себя не оставив».



- А мне не страшно! – заявил Ритэ, и закинул руки за голову. Он устремил свой уверенный и обычно нахальный взгляд к горизонту, где тонкой серой ниткой вился дым. Это горела соседняя деревня.

- А вдруг они уже этой ночью будут здесь? Что же делать? – я посмотрел на друга. Он жевал соломинку и, улыбаясь, смотрел на небо.

- Бежать!

- Бежать? Но… Но кто же будет защищать храм?

- И без нас защитников полно!

- Но это трусость! – возразил было я, на что Ритэ ответил:

- Это мудрость!

Я сделал глубокий вдох. Вечерний воздух был ещё тёплый после знойного дня, он пах пылью и гарью, которую приносил с запада лёгкий ветерок. Я пытался придумать, что ответь другу, но мысли терялись, разбегались от меня как букашки, и в итоге я понял для себя – он прав!



Холодный воздух просачивался в полуоткрытое окно, наполняя комнату прохладой и свежестью. И запахом гари. С того разговора с Ритэ прошло уже несколько часов, а запах, как мне показалось, только усилился. Огонь близко.

Я долго думал над словами Ритэ. Прав ли он? Мысль, что мой друг такой трус, не давала мне покоя. Но с другой стороны, он ведь прав! Смысл рисковать жизнью, когда для этого есть специально обученная армия? Или я просто пытаюсь его оправдать?

Мои мысли прервал усилившийся шум за окном. Воздух разорвал отчаянный женский крик, что-то громко разорвалось совсем недалеко от моего дома, зазвенела посуда, и мне показалось, что потолок вот-вот рухнет на мою голову. В панике я выбежал на улицу, где туда-сюда сновали люди с вёдрами, часть стены была охвачена пламенем, кто-то кричал, кто-то плакал, молился, проклинал.

Я бросился в сторону дома Ритэ, но он уже бежал мне навстречу.

- Нужно уходить! – крикнул Ритэ. Над нашими головами просвистело ещё несколько стрел. Он схватил меня за руку, и мы побежали вглубь города, подальше от горящей стены.

Ритэ точно знал, куда бежать. Он вёл меня какими-то дворами, о существовании некоторых я даже не догадывался. Нам навстречу бежали люди с вёдрами, с оружием.

- Нам нужно подкрепление! – кричал начальник охраны.

- Ритэ, куда мы бежим? – спросил я у друга.

- Из города, вон, подальше, - он тяжело дышал после долгого бега, жадно глотая пропитанный гарью воздух.

- Но…

- Слушай! Ты хочешь сдохнуть? Я нет! Поэтому я ухожу, и чем скорее, тем лучше! Если не хочешь со мной, тебе туда, - и он указал мне на столб чёрного дыма на западе – там горела стена.

Я лихорадочно соображал, что мне делать. С одной стороны это неправильно! Это трусость, низкая, подлая, и трусов никогда не ждёт ничего хорошего! Но с другой, я ещё так молод, полон амбиций, я хочу жить! Моя совесть ещё пыталась сопротивляться, но под испытывающим взглядом Ритэ я не устоял:

- Вперёд! – сказал я и направился в сторону храма. Ритэ слегка улыбнулся, и в его глазах блеснули хитрые огоньки.

Дальше мы бежали почти в тишине. Сзади доносились крики, иногда их заглушали взрывы, иногда слышались высокие нотки женского плача. Я следовал за другом, стараясь не отставать. Мы приближались к храму. Величественное здание, возвышавшееся над всем городом, уже было объято пламенем. Огненные языки ползли по каменной лестнице, и, клянусь, я видел Ёсэя-сама. Он стоял так близко к огню, искры попадали на одежду, она загоралась, но она, казалось, не замечал этого. Внизу бегали его охранники, Гинкаку и Кинкаку, пытаясь добраться до мастера, потушить огонь, но были бессильны. Мы с Ритэ наблюдали за этой сценой из-за угла, нас не замечали. Не знаю, почему мы задержались, даже мой друг не смог не остановиться. Неожиданно что-то на самой вершине храма будто лопнуло, яркая вспышка осветила ночное, затянутое дымом небо, на мгновение ослепив нас. В ушах стоял пронзительный гул, кроме которого я ничего не слышал. Когда вспышка погасла, и я смог открыть глаза, над храмом, разгоняя чёрные тучи, взмывала в небо огромная огненная птица. Она разрезала ночное небо ярким светом и, потерявшись на мгновение среди клубов густого дыма, вынырнула далеко на западе и обрушилась огненным дождём на врага!

- Нужно уходить, - Ритэ потянул меня за рукав.

Только к рассвету мы наконец покинули пределы города.



Дорога на восток шла через лес. Мы уже не бежали, а спокойно шли, постоянно прислушиваясь к тишине. После такой жаркой ночи, утро вышло на удивление холодным и сырым. Трава покрылась росой, а впереди молочными клубами сгущался лёгкий утренний туман. Было настолько тихо, что я слышал собственное дыхание, собственное биение сердца.

- И куда теперь? – я первым нарушил тишину.

- Не знаю.

- У тебя нет плана?

- С чего бы ему у меня быть? Просто пойдём вперёд и всё! Главное, что мы ушли!

- А что, если мы кого-нибудь встретим? – вновь заговорил я, после недолгого молчания.

Ритэ задумался:

- Спрячемся! – я даже не знаю, что меня в этот момент поразило больше? Его беспечность и легкомыслие или то, какой он дурак?

И мы снова шли в тишине. Чем дальше мы удалялись от города, там сильнее на меня накатывала непонятная мне тревога. Я не понимал, зачем слушаю его, ведь он явно неправ. Но мы здесь, на дороге, бежим от огня, как последние трусы… Или это самосохранение?

- Постой, Ритэ! – я остановился, - Давай отдохнём!

Он оглянулся. Мои ноги подкашивались, с каждой секундой, с каждым новым вдохом волнение усиливалось, разливаясь по телу мелкой дрожью.

- Слушай, ну не будь же ты тряпкой! Ещё чуть…

- Чш! – мой взгляд привлекла маленькая лужица на дороге, в мутной воде которой отражалось серое небо. Она вздрагивала. Маленькие волны проходились по её поверхности, искажая аккуратное кружево ветвей. Я оглянулся как раз в тот момент, когда мою грудь пронзила острая боль.

Топот конских копыт слышался всё яснее, уже различимее становились их крики. Ритэ куда-то убежал, а я валялся в грязи, понимая, что вся эта ночь, вся эта спешка была бессмысленной. И зачем? Просто трусость. Просто меня одолела трусость. Боже, как низко!

Я лежал в луже собственной крови, такой тёплой и, как мне казалось, ещё трепещущей, волны страха накатывались на меня, не давая душе покинуть это тело. Я боялся, но не смерти. Мне было страшно и противно от осознания того, что я ухожу вот так, ненужным и забытым, вот так, бесславно.

В стародавние времена все народы жили в страхе. Они побороли диких животных, преодолели высокие горы, но их привадило в ужас от одного только слова «магия».
Однажды в маленькой деревушке родилась совсем обычная девочка, но это только на первый взгляд. По мере того, как малышка подрастала увеличиваться и её силы. Когда девочка выросла, и стала девушкой ее магия стала неуправляема. Отсюда и пойдет мой рассказ.
На улице стояла хорошая погода, птички пели, все цвело и вдруг раздался крик:
- Эй поаккуратней можно?! Я вообще-то здесь ем! – с возмущением сказал девушка
- Поджарить курочку? – с ухмылкой сказала Зара
- Ну можно, если только – Зара не дала договорить и извергла огонь из своих рук чуть ли не поджарив платье Джесики
- Нет, нет я пошутила – воскликнула Джеси
- Ладно, пора домой – сказала Зара
- Хорошо бы, а то тучи собираются – ответила Джесика
- Где? Где ты видела?
- Над тобой. Ты сегодня не в духе? – спросила Джесика
- Почему ты так решила? – переспросила Зара
- Ты что не видишь? Пол долины скоро иссякнет. Она увядает. – с возмущением ответила Джеси
- Но это не я! Как такое может быть? Я не могла! – яро сказала Зара
- Извини, извини я не знала! Пошли скорее домой – сказала Джесика, увидев, что Зара начала воспламеняться.
Когда девушки пришли к себе в обитель они почувствовали, что что-то не так. Родители старались не подавать виду, но это было хорошо заметно.
- Что-то случилось? – спросила Джесика
- О нет, нет… Всё хорошо – подавленным голосом сказала мать
Зара и Джесика не хотели вмешиваться и не стали расспрашивать родителей, и отправились в свои комнаты. Но Джесика тайком от своей сестры пробралась к родителям и всё-таки расспросила их о тайне которую они покрывают. Родители рассказали, что вскоре Заре придется не легко. Если ее силы выйдут из под контроля вся деревня исчезнет.
На следующее утро Зара проснулась в кромешной тьме и одиночестве. На деревню напали. Она вышла во двор и увидела сплошной огонь. Он окутывал все дома своим жаром и палил их дотла. В сердце Зары началась буря. Пламя заиграло новыми красками. Тот огонь, что горел до этого момента казался просто ничтожным. Над головой девушки появился большой огненный феникс. Взмахом одного своего крыла он не оставил и половины деревни. Когда буря утихла феникс пропал. Девушка не могла дышать и упала на землю. Очнувшись она увидела мрак и разрушение. Зара поняла. Она - это разрушение. От горя девушка бежала далеко в лес сжигая за собой всё живое. Вскоре на том самом месте построили новую деревню. Её жители знали ее историю, и в честь девушки возвели из камня статую Богини Огня.

- Дедушка! Бабушка зовет нас ужин... Как красиво! - веселье мальчишки резко сменилось изумлением, когда он увидел мольберт.

- Джереми, нельзя же так пугать на старости лет, - старик пригрозил мальчонке пальцем, откладывая кисти и палитру, - Нравится?

- Да, очень красиво. А кто это?

- Это Феникс, Джереми. Никогда не слышал эту легенду? - мальчик помотал головой, а старик улыбнулся, посадив его на колени.

- Тогда слушай. Феникс - волшебная птица. Считалось, что название ей дали ассирийцы. Греческие писатели, начиная с Геродота, рассказывают о священной птице египтян Фениксе, похожей на орла, прилетающей каждые 500 лет из Аравии в Илиополь для погребения в тамошнем храме Ра своего отца, заключенного в яйцо. По новогреческим и византийским авторам, Феникс сам прилетает умирать в Илиополь. Здесь его сжигают в благовониях; из пепла он возрождается снова, сначала в виде гусеницы, которая на третий день начинает превращаться в птицу и на сороковой становится птицей окончательно и улетает домой в Аравию. По другой версии, Феникс умирает, вдыхая ароматы трав, но из его семени рождается новая птица, которая из Аравии переносит прах отца в яйце, вылепленном из смирны, в Гелиополь в Египет, где жрецы солнца его сжигают. Величиной Феникс с орла, имеет великолепную окраску красно-золотых и огненных тонов, - мальчик обернулся на мольберт, слушая деда и сравнивая картину с описанием, - шея блестящая, золотистая, в хвосте же есть розовые перья, лицо круглое, на голове хохолок. Феникс живет сто шестьдесят лет, но это только один из вариантов. Кто-то говорит, что пятьсот лет, а кто-то, что и больше тысячи.

Старик как-то незаметно побледнел, а из глаз ушла та доброта, с которой он смотрел на внука. Будто он был не здесь... В невидящих глазах вдруг заплясали искорки. Словно в них отражался огонь. Огромный, всепоглощающий, обжигающий все вокруг. Кажется, что мужчина действительно был не здесь, а где-то далеко. В прошлом. Вновь вспомнил тот день, когда он, обычный человек, увидел чудо. Увидел Феникса. Это было одновременно прекрасное и ужасное зрелище. Толпы паникующих людей сбивали все на своем пути, кто-то грабил дома, а кто-то, оправдывая свои действия естественным отбором, затаптывал других. Каждый сам за себя. И над всем этим хаосом возвышалась она... Величественная и гордая, не покоряющаяся никому птица. Никто не смел подходить ближе, а огонь становился все ярче, все горячее и стоять рядом становилось невыносимо. Особенно любопытные и впечатлительные старались рассмотреть птицу, но их попытки были тщетны — стоило им подойти ближе, как тут же языки пламени окутывали их тела. Со всех сторон слышаться крики о помощи, молитвы, и детский плач. «...дедушка...» - до сознания не сразу донесся детский голос, так настойчиво повторяющий одно и тоже слово. Реальность и прошлое смешалось воедино...

- Дедушка! - резкий крик вывел старика из оцепенения, и тот неуклюже стал оборачиваться по сторонам, пытаясь понять, где он находится, - Ты чего задумался? Я докричаться до тебя не могу. Расскажи еще что-нибудь про Феникса.

- Ч-что же я еще р-расскажу? - спросил старик запинаясь, - Н-ну... Когда птица доживает до преклонного возраста и чувствует приближение смерти, она устраивает гнездо из трав и редких дорогих растений, таких как кофе, мирро, алоэ, которые легко воспламеняются. Потом садиться в гнездо и ждет, когда оно загорится, - на этом месте голос мужчины заметно стих, а глаза вновь устремились в пустоту, - и вместе с гнездом сама сгорает... дотла*, - шепотом добавил старик, полуприкрыв глаза, - Нас там бабушка ужинать звала? Вот и п-пошли, - мальчик встал на ноги, смотря на деда щенячьими глазками. Но, поняв, что дед непреклонен пошел в сторону двери, а старик так и остался сидеть на кресле, смотря невидящими глазами на картину.

*Использован текст статьи из «Энциклопедии мифологии».

1752 г.
Элизиум - проклятое место. Все сходили с ума или убивали себя, если приближались к этому королевству. Он не всегда был таким запустевшим. Когда-то цветущий Элизиум встретил ярость четырех тварей: Злобы, Эгоизма, Печали и Смерти. Они разрушили все, оставив после себя только проклятие, которое дано снять только наследницы Элизиума, Микадо.
Наше время.
После долгих сборов в очередной поход, две лучшие подруги отправились на знакомую станцию. Эти путешественницы разгадывали жуткие тайны, посещая кошмарные места. После последнего похода, прошло три месяца. Они пытались отойти от всего кошмара, который их преследовал во снах. Особенно Микадо, она же Микки. Не будучи лунатиком, она бродила во сне и шептала что-то на не понятном языке.
Когда подруга Кейси будила её, то у Микки были красные пламенные глаза, а по щекам стекали капли слез. Во сне её преследовали крики людей и леденящий кровь смех четырех невиданных существ.Её звало к какому-то замку, запустевшему и забытому.
-Микки?.. - Кейси в очередной раз разбудила подругу и уже без страха посмотрела в её пламенные глаза.- Нам скоро выходить, просыпайся солнце.
Проснувшись окончательно, Микки посмотрела в понимающие глаза и улыбнулась. Ей очень повезло с подругой, а ведь другая могла и оставить её с этой напастью.
Когда они вышли из вагона, Микки перецепила подругу наручниками к себе. Место проклятое, так говорят легенды, а потерять единственного родного человека ей не хотелось. Чем ближе они подходили к злополучному месту, тем безумнее становились глаза Кайлы. Шёпот в голове говорил ей, что надо спасаться, бежать от сюда, а единственный выход прыгнуть со скалы. Ей не спастись, она умрёт! Бежать, бежать, бежать! Когда подруги подошли к воротам замка, Кайла со всей силой побежала к краю обрыва, но Микки во время её остановила.
- Стой! Очнись! Мы только зайдём и выйдем, я хочу убедиться что это всего лишь сны. - Но Кайла начала кричать и вырываться с новой силой, Микки старалась не обращать внимание и не поддаваться страху. Ни чего не случиться, они тут одни. Да если верить снам, она защитит Кайлу.
Кайла продолжала вырываться, пока не почувствовала чьё-то дыхание на затылке, она обернулась, но ни кого не увидела. Потом пришёл покой, ей было не страшно, её время пришло. Кто-то нежно взял её за голову и не спеша начал поворачивать. Когда Микки услышала хруст за спиной, она обернулась и увидела за спиной тварь из снов, которая крутила голову подруги в разные стороны.
-КАЙЛА! - оглушительный крик отогнал смерть и припечатал к стене. Смерть был поражён мощностью голоса смертной и попытался ворваться в её голову. Ни чего не вышло, вот только сил потерял больше чем обычно.
Девушка не спеша отстегнула подругу и положила её головой на рюкзак. Закрыв глаза, она вспоминала молитву из снов, не заметив как уже выкрикивает её. Её походная одежда сменилась шикарным платьем, плащ на спине полыхал огнём, а её густые русые волосы свободно легли на её плечи и огненный ветер разносил её молитву по всему Элизиуму.
-ОТПРАВЛЯЙТЕСЬ ТУДА, ОТКУДА ЯВИЛИСЬ! Я, НАСЛЕДНИЦА ЭЛИЗИУМА ПРИКАЗЫВАЮ ВАМ ПОКИНУТЬ МОИ ВЛАДЕНИЯ! - последние слова освободили Элизиум, а Микадо стала истинной наследницей королевства.
Два месяца спустя.
Статья в газете:
"Не давно за городом, в неизвестном месте, было найдено два трупа девушек. Одна сгорела до не узнаваемости, а у второй была свёрнута шея. Кто и как смог так надругаться над девушками, выясняют наши власти. "

Утомленный летним зноем город обняла прохладная тишина ночи. Над уснувшим Парижем сияли необыкновенно яркие и мечтательные звезды, какие бывают только в августе, когда недостижимые небесные светила пролетая над землей в неизвестность дарят людям надежду на исполнение самых заветных, самых несбыточных желаний. Увы, желания людей часто эгоистичны, а пути их достижения темнее и грязнее самого заброшенного переулка городских окраин.
По улицам мирно спящего города бесшумно заскользили тени. Безмятежная тишина ночи незаметно становилась все напряженней и внезапно лопнула, как натянутая струна, разразившись пронзительным и тревожным воем набата. Спящие улицы озарило багровое пламя факелов, воздух огласили яростные крики: «Долой еретиков! Смерть гугенотам!» -, а через несколько минут к ним прибавились полные ужаса и отчаяния вопли и предсмертные стоны. Кровавая вакханалия началась. Глухой звон клинков, ругань убийц и стенание жертв заглушал непрерывный погребальный плач набата. Отсветы косого пламени от факелов и загоревшихся домов тускло освещали мрачную сцену резни и насилия, плясали причудливыми силуэтами теней на стенах, отражались в свирепых оскалах на лицах палачей с белыми крестами на шляпах, вплетали нити темного золота в растрепавшиеся от быстрого бега волосы девушки, одной из тысяч испуганных людей, метавшихся в ту ночь по улицам Парижа. Хрупкая фигурка в простом перепачканной кровью и уличной грязью платье летела подобно раненой лани над залитой кровью мостовой, легкая и трогательно беззащитная. Но беззащитному и невинному нет спасения, где люди, провозглашая себя защитниками веры, топчут ее идеалы в уличных помоях. Силы девушки были уже на исходе, из груди вырывались глухие прерывистые стоны. Она видела, как под безжалостными кинжалами и пулями аркебуз падали мужчины, женщины, и даже старики и дети, если те попадались под руку. Девушка не могла знать, что религиозные мотивы уже давно перешли в личную месть, когда горожане отделывались от кредиторов, надоевших жен и соседей и даже рубили и палили во всех без разбора, но вид опьяненных кровью и порохом безумных лиц инстинктивно внушал безысходность. Когда последние силы оставили беглянку и даже свист пуль не мог заставить сбитые в кровь ноги сделать хоть шаг, всякая надежда на спасение исчезла. Подняв глаза к небу и молитвенно сложив окровавленные руки, несчастная приготовилась встретить смерть. Губы с запекшейся на них кровью беззвучно шевелились в искренней молитве. За спиной девушки возникла мрачная фигура, холодный кинжал полоснул изящное плечо и снова поднялся, готовый нанести последний решительный удар. Внезапно из раскрывшегося окна вылетел цветочный горшок, направленный чьей-то спасительной рукой, темная фигура с грохотом рухнула на мостовую и властный женский голос произнес: «Скорее, дитя, заходите». В стене показалась узкая щель приоткрытой двери, простой и грубо сколоченной, но для спасенной девушки эта дверь была подобна золотым воротам рая. Не веря в избавление от опасности, почти лишившись чувств, она впорхнула в эту дверь и упала в чьи-то заботливо подхватившие ее руки. Все дальнейшее представлялось девушке дивным сном под монотонный голос пожилой женщины, из болтовни которой она поняла лишь, что та увидела крестик в руках девушки и, как добрая католичка, сочла это небесным знаком.
Тысячи человеческих жизней были загублены в ту страшную Варфоломеевскую ночь за религию, но эта история была о том, как одна спаслась за искреннюю веру. Или просто по стечению обстоятельств, как скажут некоторые.

Мы больше не в силах драться.
Я морщусь, когда клинок разрезает мою ладонь. Знаю, что эта черная субстанция, стекающая по руке и стали на землю, пропитанную такой же гущей – уже не принадлежащей мне, – на самом деле алая.

– Кровь к крови. – Шепчу я, закрывая глаза.

Я чувствую, как воздух наполняется силой. Электрической и настолько тяжелой, вязкой, что, кажется, я в ней утону. Я даже делаю жест рукой, дабы убедиться в том, что я не могу ее зачерпнуть и потрогать. Так много. Так много. ТАК МНОГО.

Я поворачиваюсь к Инанне. Она уже не шевелится, лоб ее покрыт испариной, но она находит силы для того, чтобы убрать руку с раны и протянуть ее ко мне. Упав на колени, я бережно беру ее ладонь, целую, а затем делаю надрез. Мои пальцы переплетаются с ее.

– Рука к руке.

Я слышу галдеж толы снаружи.

«СЖЕЧЬ ВЕДЬМ! СЖЕЧЬ!»

Светлеет. Однако свет этот исходит далеко не от солнца. Факелы. Они думают, что мы в доме. Я чую запах горящей соломы и древесины. Пламя занимается.

– Морриган – мой покровитель, она поможет. Я их разбужу. Они чувствуют, – Говорю я ей, надеясь, что она потерпит. Слезы наворачиваются на глаза то ли от клубившегося вокруг потока силы, то ли от того, что я ее вот-вот потеряю.

– Он тоже. – Слышу я ее хриплый ответ. Та ухмыляется.

Глаза Инанны закрываются, и эмоции на миг берут верх. Свободная рука ложится на ее бледную, лишенную живого румянца, щеку, я трясу ее, говоря о том, чтобы она не засыпала. Ее грудь еще тяжело вздымается. Губы дрожат. Кажется, будто она хочет сказать что-то еще. Вместо слов девушка сжимает мою порезанную ладонь.

Теперь она на моем месте. Она – зеркало, которое не даст всей этой энергии меня разорвать. Я никогда прежде этого не делала, не была центральной. Но если побоюсь, отступлю, все равно погибну. И, вероятнее всего, более страшной смертью.

– Пусть жизнь разгорится в мертвеце.

На миг в глазах все белеет, будто внезапно в меня направляют свет тысячи солнц.

– Человеческие жертвы всегда дают больше силы, – Говорила некогда Инанна.
Но до сегодняшнего дня я не понимала, насколько больше.

Я поднимаю руки к небесам, повторяя заклинание на языке, который никогда не принадлежал людям, вновь и вновь, вздымая ладони вверх, касаясь земли, крови на ней. Ритуал превращается в странный танец.
Это все мое, наше. Сила, кипятящая кровь в моих венах, пронизывающая меня настолько, что мне хочется отбросить все мысли и соединиться с ней, настолько велика, что я чувствую их всех в радиусе десяти километров. Но мне нужны те, в кого я могу вдохнуть жизнь здесь и сейчас.
Некогда нападавшие, пострадавшие сегодня от наших рук, не шевелятся. Все они – сегодняшние подношения богине смерти.
Пальцы вонзаются в землю, я ищу, ищу. И нахожу, а затем, своей силой, я вытягиваю их из земли, будто они были корнями растений. Так легко.
Крики перед домом вызывают ухмылку, удовольствие. Свет становится тьмой, окутывающий мою душу словно теплое одеяло, словно пламя в печи. Я хохочу.

– Нет, маленькая некромантка. Это – не твое, - Произносит кто-то насмешливо. Его холодные пальцы касаются моего лица. Это заставляет вынырнуть из чувства вселенского блаженства, открыть глаза и увидеть незнакомца.

Молодой человек, на вид немного более взрослый, чем Инанна, смотрит на меня с высоты своего немалого роста. Лицо его определенно красиво – чуть вытянутое, как и он сам, со впалыми щеками и острыми чертами лица. Кожа в ночи кажется совсем бледной, а глаза посажены настолько глубоко, что цвета их не разглядеть.

Тот опускается на колени и теперь он совсем охватывает мое лицо. Мне тоже хочется коснуться его, провести пальцами по этим невероятным скулам, полным губам, прижаться так близко, как можно, стать единым целым. И он поддается вперед, его губы касаются моих, и мы, наконец, сливаемся. И это прекрасно до тех пор, пока я не понимаю, что он делает. Мой разум больше не затуманен, силы покидают меня, я больше не чувствую ее в себе. Я так пуста, что мне хочется плакать.

Отталкиваю его, встаю, но теперь он так быстр, что уворачивается от всех ударов. Или это я теперь так медлительна?

Он подходит к Инанне, проводит тыльной стороной ладони по ее щеке, а затем резко срывает с шеи ее талисман. Мое сердце пропускает удар. Я не могу шевельнуться, понимая то, что это может значить. Дыхание учащается, когда парень подходит ко мне. Он касается и моего лица тоже, но все что я могу – это просто смотреть на него с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом.

- Мои соболезнования, - говорит тот тихо, а затем протягивает мне цветок – пышную розу странного синего цвета.

- Уходи отсюда. Скоро все закончится.

И он растворяется, оставив за собой лишь порыв ветра. Тот стихает. Я слышу то, как перед домом разбиваются кости и кричат те, кто пришел по наши души.
Смотрю на цветок, затем – на небеса – они все пропитаны магией, затянуты тучами. Сверкают молнии, подсвечивая этот грязно-фиолетовый оттенок, но никакого грома нет.
А затем, словно снег, на землю начинают сыпаться лепестки, подобные тем, что на его прощальном подарке. И всё, что имеет плоть, начинает гореть синим пламенем, как только те касаются их. В том числе и мертвое, уже бесполезное тело Инанны и те, кого я разбудила. Только я почему-то еще цела.
И мне хочется остаться здесь, лечь рядом с сестрой и растаять вместе с ней, слушая крики агонии тех, кто ее у меня забрал.

Но по каким-то причинам я бегу.

Она пала. С необъяснимых высот оказаться здесь, внизу, когда весь мир объят синим пламенем боли…Она продолжала с надеждой смотреть вверх, ждала, когда к ней ниспошлют кого-то. Но никто не явил к ней свой облик, не протянул руку помощи.

Падшая с болью в глазах осмотрела окружающий мир. Голод, смерть, война превратили когда-то счастливых и радостных людей сначала в озлобленных существ, не видящих ничего хорошего перед собой, продолжающих убивать, а потом в кости. Живые мертвецы. Теперь они уже не имели никакой надежды на спасение, но все равно продолжали молиться и пытались сохранить свое никчемное существование, которое даже нельзя было назвать жизнью. Они протягивали к небесам свои руки и падали с криком, объятые синим пламенем, которое опускалось на землю. Огонь поглощал их, был словно наказанием за все грехи, которые им доводилось совершать когда-то. Только пламя возмездия могло уничтожить скелетов. Смерть отвернулась от этих существ.

«Наверное, так выглядит апокалипсис», - подумала Падшая. Она часто наблюдала за Землей в минуты свободного времени. Она спрашивала себя, каково это, быть там, чувствовать боль, страх, любовь? Как счастье ускользает из твоих рук или неожиданно опускается в ладони, когда ты совсем об этом не подозреваешь. Ей хотелось ощутить земное блаженство, но Падшая и не заметила, когда оно превратилась в страдания. Как же она хотела все изменить, вернуть назад, исправить! Она делала все, что было в ее силах: сохранить остатки человечности, подарить людям снова милосердие, красоту, любовь… Но они отвергали ее попытки. Они продолжали сеять боль, опустошать земли, уничтожать друг друга, и остановить это было уже не возможно. А теперь, когда не имеют даже оболочки, скелеты воззвали к помощи. Можно ли поверить, что они одумались? После всего, что совершили? Ведь не Бог, не ангел и не дьявол развязали войну, они не заставляли людей убивать друг друга. Никто не заставлял…

Падшая в последний раз перевела взгляд на небо, покрытое свинцовыми мрачными тучами, и сжала синюю розу в руке – ее единственное воспоминание о прежней жизни. Она сделала свой выбор, опускаясь на землю, хоть сейчас и жалела, что все случилось именно таким образом. Почему там, наверху, никто не захотел слушать ее доводов, не захотел помочь? Одна против ополчившихся на нее ангелов, прекрасная в своем страдании, она непокорно пала в последней попытке спасти весь мир.

Свергнутая с небес за свое столь отчаянное милосердие, царица смахнула слезу и прикоснулась к сапфировому ожерелью. Холодный камень придавал ей сил и мужества. Ее растрепанные, черные как смоль, волосы развивались на ветру, лепестки необыкновенных синих роз опускались на грешную землю, озаряя вспышкой всех, кто посмел протянуть к ним руку. Длинный подол платья Падшей окутывал скелетов, словно корень старого дерева. Они не понимали, что происходит. И не смогут понять никогда. Но царица знала. Самопожертвование – вот последний шанс на спасение, и она готова.

-Прости, - шепчет Падшая, глядя в пустоту перед собой, - Отец, ты должен был понять меня. Я так хочу защитить твои творения!

Свергнутая сделала один шаг, который дался ей с трудом и опустилась на колени.

-Да прибудет со мной надежда, - она сорвала с шеи ожерелье и бросила на землю. В секунду мир наполнился синим пламенем. Горела сама жизнь, и мертвецы, испепелялись мгновенно. Все, кроме тех, кто был охвачен царицею. Ее платье, словно живое, окутывало скелетов, которые молились, раскаялись и не потеряли веру. Они теперь единственное спасение человечества.

Всего через несколько мгновений оставшиеся в живых люди обрели свой прежний облик. Они удивленно рассматривали свои белоснежные руки, трогали шершавую кожу и снова могли ощущать соленый запах тела, а не тлена и гниения, как раньше. В радости и удивлении, мужчины и женщины, обняв друг друга, шли по земле, переступая через кучку пепла, оставшуюся после царицы.

Девушка с белокурыми локонами подняла прекрасную синюю розу, лежавшую на земле, и с восхищение поднесла к лицу, ощущая сказочный аромат надежды…

Сегодня я чувствую, будет замечательный вечер. Помимо того, что у моего возлюбленного Ларри сегодня сольный концерт, он обещал сюрприз после него. Почему о сюрпризе он сказал только в обед? Я совсем не была готова к такому. Мысль о сюрпризе меня будоражила, заставляла волноваться и довольно улыбаться, будто я собираюсь на свое первое свидание. Отбросив выбранный вечерний наряд для концерта, я лихорадочно стала подбирать новый, бегая туда-сюда от шкафа к зеркалу и, воображая, какая будет реакция у Ларри при виде меня. Выбрав темно-синее атласное платье в пол с открытыми плечами и короткими рукавами, я начала подбирать подходящее украшение. В таком темпе можно было не успеть к началу, поэтому выбрав унаследованное от бабушки украшение с драгоценными камнями, я окончательно собралась.
Перед выходом я заглянула в зеркало, скрестив пальцы на руках, произнесла мысленно ободряющие слова, что все должно быть хорошо. Такси уже ожидало меня у выхода.
Как я и боялась, из-за пробки, я могла не успеть к началу. Покусывая губу и елозя на месте, я выглядывала в окне причину пробки. Почему же пробка не продвигается?! Водитель, успокаивал меня, что к назначенному времени мы успеем прибыть. Конечно, это мало помогало, я ведь не хотела огорчать своего возлюбленного. Накануне он просил, что бы перед началом выхода на сцену, первое, что он хотел бы увидеть, это меня сидящую в зале и смотрящую на него. Что бы я слышала, как он извлекает из скрипки потрясающие и волнующие до глубины души звуки.
Воспоминание, играющего на скрипке Ларри «дьявольскую сонату», позволили мне расслабиться. К тому же, пробка постепенно рассасывалась, и до концертного зала осталось совсем ничего.
По телу пробежал холодок, будто о чем-то предупреждая. Благодаря этому я обратила внимание на быстро приближающий автомобиль с противоположной стороны от меня, доля секунды, и я чувствую, как мое тело пронзает острая боль. Все звуки города померкли, их заглушали последние аккорды сонаты в моей голове, веки тяжелели, опускались, увлекая меня в бездну темноты…
Очнувшись, я почему то не чувствовала боли, хотя отчетливо помнила, что произошло. Я лежала, на чем-то мягком и от этого исходило соблазнительное тепло. Мне совершенно не хотелось открывать глаза, хотелось только сильнее завернуться в это тепло с головой. Чем дольше я лежала, чувствовала, как это что-то теплое меня обволакивает, исполняя мое желание. Я погружалась все глубже и глубже… Так хорошо. Остаться бы так навсегда. Но какой-то шум привлек мое внимание, и благодаря силе воли я разомкнула глаза.
Меня пронзил страх, я увидела, как земля меня поглощает, почти закрыла с головой. Закричав, я не услышала своего крика. Я стала вырываться из мягких объятий земли, но она продолжала обволакивать меня снова и снова. Будто хищник она, пытаясь меня поглотить. Сердце отчаянно колотилось в груди. Я чувствовала, как кровь бьет в висках. Адреналин был струей. Мне удалось вырваться из ее объятий, поняв подол, я побежала вперед, лишь бы подальше от этого места.
Прошло какое-то время. Минуты, секунды – не знаю. Я остановилась не в силах больше бежать. Я задыхалась, от недостатка кислорода мутило, и кружилась голова. Немного отдышавшись, я огляделась. И вновь меня пронзил жгучий до боли в груди страх. Где я?
Я кружилась вокруг своей оси, пытаясь найти хоть что-то знакомое. Но видела только бескрайнею долину. Небо было не видно, лишь облака, которые обволакивали долину. И кости. Человеческие кости? Черепушки смотрели на меня издевательски, своими пустыми глазницами. Будто говоря, что я следующая. От этой мысли волосы у меня стали дыбом, глаза едва не вылезли из орбит, а вся кожа покрылась крупными мурашкам. Кровь снова бьет в висках, отдаваясь болью в голове. Я пятилась назад, но наступала на кости. И еще одну. И еще… Вытерев тыльной стороной руки, накатывающие слезы. Я держалась, не давая себе впасть в отчаянья.
Я вновь бегу, вперед, подальше от этого. Но везде все одно и то же. Споткнувшись об очередные черепушки, я упала на землю не в силах больше двигаться, каждый мускул болел. Я тяжело дышала, но я не слышала себя. Будто я в вакууме, и ничто не может нарушить мою тишину. Но что тогда я слышала, когда очнулась?
Поднявшись, я огляделась. Сделав пару глубокий вдохов, я постепенно успокоилась, и присушилась. Музыка… Музыка?! Будто открылось второе дыхание, я сорвалась с места навстречу мелодии.
Приближаясь к месту, где громче всего играла музыка, я остановилась и взглянула наверх. Она играла, где то за облаками. До нее нельзя было дотянуться. Меня одолевало отчаянья, к глазам подкатывали горькие слезы. Чем громче она играла, густые облака лениво, нехотя расползались в стороны. Вокруг меня, кости собирались в скелеты и пускались в пляс, выдавая пируэты и револьтады. Их движения были гибки, они кружились, скользили. При прыжках, падали и рассыпались на куски и вновь собирались, пускаясь в пляс. Их голые кости гремели, будто барабаны, выбивали такт играющей музыки. Я знаю эту мелодию, она так чиста и проходит через мое сердце, душу. Эта мелодия, которую сочинил Ларри для меня… Но я не могу до нее дотянутся, спастись, вырваться отсюда. Я опять начинаю ощущать, как земля поглощает меня. Я медленно в нее погружаюсь, срастаюсь с ней. Видимо вот он конец…
Но что это? Лепестки синей розы? Мое сердце бешено забилось, я перестала дышать. Сверху летели голубые лепестки и падали цветы. Они касались костей скелетов, воспламеняя их чистым голубым пламенем, от которого шло приятное тепло. Музыка играла громче, громче! Лепестки складывались в подобие лестницы, а музыка придавала им твердости. Подняв с земли голубую розу. Я взглянула вверх, готова идти навстречу музыке. Облака разошлись, и в мои глаза ударил солнечный свет, обжигающий и отгоняющий от меня тьму...
Открыв глаза, я увидела исхудавшее, немного бледноватое, взволнованное лицо Ларри.
- Изабелла? – он крепко сжал мою руку своими, покрывая ее горячими поцелуями, я не отводила от него взора, я была счастлива, я снова с ним. – Сестра быстрее, она пришла в себя! Я ждал тебя, я знал…знал…
Когда подбежали врач и медсестра, я заметила, что моя кровать усыпана лепестками синей розы. А в руке я сжимала саму розу.
Спустя две недели.
Сегодня меня выписывают из больницы после аварии. Все это время Ларри был со мной. Он мой спаситель. Пока я была 8 дней в коме, он был рядом, и играл для меня на скрипке. Хоть врачи давали не самые утешительные прогнозы, он верил. Как я узнала позже, концерт я не пропустила. Узнав, что я попала в аварию, он хотел, отменил концерт. Но его менеджер устроил, что бы с небольшими потерями, перенести его на не определенное время. Поэтому завтра, я его увижу во всей красе и буду рядом с ним. Всегда. А сюрприз? Так теперь мы помолвлены.