От неожиданности Эвелин тот час вздрогнула и повернулась, недоверчиво разглядывая сидящего на камне обладателя голоса. На вид он был похож больше на испанца: смуглая кожа, темные, небрежно распущенные жесткие волосы длиннее уровня ушей, мужественные, чуть резкие черты лица и игривые зеленые глаза. Он скорее был похож на лесного разбойника, нежели приличного господина.

Эвелин прищурилась и кинула на него холодный взгляд.
- Что ты сделал со мной?
- Может, сначала спросишь мое имя? – незнакомец приподнял бровь и усмехнулся.
Эвелин слегка разозлилась из-за его наглой фамильярности и демонстративно отвернулась от него, показывая свое безразличие. Она нащупала почву, чтобы с помощью её опоры аккуратно подняться, и напрягла тело, но чужая ладонь мягко опустила её обратно.
- Я бы не советовал тебе вставать. Ты еще не отошла от обморока, - голос незнакомца неожиданно стал серьёзным и спокойным, - Посиди тут, пусть развеется пелена перед глазами.
И впрямь, из-за резкого движения головы в глазах Эвелин появлялись мелкие черные точки и неприятное жужжание в голове. Ей пришлось повиноваться и спокойно сидеть около сосны.
- А тебе, я вижу, не раз приходилось терять сознание? – язвительным тоном предположила Эвелин, глядя на мужчину пристальным взглядом.

- Да, приходилось, но только не на лошади, - он остановил свой цепкий взгляд на одежде Эвелин, оценивая её состояние. – Ты могла разбить себе голову или же сломать какую-то часть тела. Это опасно. И больно.
- Но не сломала, как видишь, - съехидничала Эвелин.

Ей давно хотелось выпустить на кого-то весь свой пар.
- Не сломала, потому что я успел вовремя подхватить тебя с седла.
Эвелин попыталась скрыть свое удивление, но как только она представила себе это, то на неё накатывала мутная пелена возмущения, вместе с едва различимой благодарностью. Она замолчала, настороженно вглядываясь в незнакомца: быть может, ей всё-таки чертовски повезло, что этот проходимец оказался рядом?
- Вижу, ты смягчилась, - тут же заметил внимательный новый знакомый, приподняв уголки губ. – Послушай, я даже не буду спрашивать, как такая милая девушка как ты дошла до такого изнеможенного состояния и зачем это испачканное одеяние на тебе, однако, хотя бы имя твое я могу узнать?
Эвелин неприятно смутилась, когда была упомянута её потрепанная облегающая одежда. Она уже было хотела съязвить в ответ, но как бы горько не было это осознавать, позиция у неё сейчас совсем не преобладающая.
- Меня зовут Эвелин, - равнодушно представилась она.

- Что же, Эвелин, если вдруг захочешь ко мне обратиться, то называй меня Вилсон.
- Я учту.
Вскоре, убедившись в том, что встретившийся ей на пути незнакомец не представлял особой угрозы и не нес в себе никакого потенциального для неё интереса, Эвелин решила, что пришло время продолжать путь. С трудом поднявшись на ноги и выйдя из сосновой тени, она удивилась непривычной пустоте на своем поясе, где обычно что-то болталось.
- Оружие! Где оно?! – Эвелин недовольно приподняла бровь, вопросительно глядя на Вилсона.
- Как раз хотел спросить, откуда у тебя этот неплохой пистолет? И именной кинжал? Судя по всему, это не досталось тебе по наследству, потому что оружие отнюдь не старинное…

Вилсон заложил руки в задние карманы, ожидая ответа, и пристально поглядел на неё, словно испытывая на прочность.
- Это отцовское, - соврала Эвелин с нарочито невинным лицом, опасаясь, что с трудом добытое оружие она может больше не увидеть. Она врала и нагло смотрела прямо в зеленые глаза своего собеседника, ожидая ответных действий. – Ну, так, где оружие?

Вилсон насмешливо улыбнулся, демонстрируя то, что он раскусил ложь своей новой знакомой.
- Оно там, где пасутся лошади. Лежит где-то в траве, закутанное в твой черный плащ, - сообщил он, с интересом разглядывая Эвелин с головы до пят. Он незаметно улыбнулся, наблюдая за действиями странницы.
Когда Эвелин снова вернула на место свое оружие, она подошла к жеребцу и, похлопав его по шее, потуже затянула стремена: на случай, если они ослабились. Её мысли были заняты тем, как поскорее добраться домой и не быть замеченной отцом или матерью – уж больно ей не хотелось встревать в опасный спор, что был бы для неё чреват последствиями. Последние события она припоминала туманно и наконец готова была сама себе признаться, что это всё слишком даже для неё. Терпя ноющую боль и вспоминая свои злосчастия, Эвелин наивно полагала, что это – худшее, что могло с ней произойти, но пройдет время и она поймет, как сильно ошибалась на этот счет.
Эвелин убедилась, что лошадь готова к продолжению путешествия. Когда она положила руки на края седла и приготовилась сесть в него, сзади неё послышался ровный голос Вилсона с неизменной ноткой легкомыслия.

- Тебе помочь? – даже не оборачиваясь, Эвелин поняла, что тот улыбается.
- Нет, - холодно ответила она и резким рывком села в седло.
Эвелин взяла в руки потрепанные кожаные поводья, и жеребец вскинул голову, с готовностью всхрапнув. Взгляд её недовольно следил за Вилсоном, который ловко вскочил в седло и направил своего жеребца в ту же сторону, куда собиралась ехать Эвелин.
- Что ты делаешь? Мне казалось, ты ехал в другую сторону, потому что я бы заметила тебя по пути.
- Мои дела не такие уже и неотложные, так что они вполне смогут подождать, а вот если ты снова свалишься с седла…
Эвелин недовольно фыркнула и, сохраняя невозмутимость, двинулась вперед.
- У меня отличные навыки, просто сегодня я немного не в форме.

Вилсон усмехнулся и сравнял свою лошадь с лошадью Эвелин. Он выглядел самоуверенно и спокойно, слегка покачиваясь в седле и гордо развернув широкие плечи, как и положено опытному всаднику. Поразмышляв о чем-то своем, Вилсон загадочно улыбнулся.
- Я бы даже сказал, что совсем не немного. Или для тебя это нормально?
- А подобное состояние может быть нормальным? – Эвелин слегка усмехнулась и засмотрелась вперед. – Послушай, мне не нужен проводник, я хорошо знаю дорогу и чувствую себя намного лучше.
- Просто успокойся и сиди молча, если не хочешь, чтоб я преследовал тебя до самого дома.
Эвелин приподняла бровь и с вызовом бросила взгляд на Вилсона. На губах у неё заиграла самоуверенная усмешка, будто сейчас она одним мановением руки могла сделать всё, что ей захочется.

- Значить, ты угрожаешь мне? Знаешь что, если я захочу, то с легкостью оставлю болтаться тебя позади себя, а потом и вовсе оторвусь или сделаю так, что ты отвяжешься от меня прямо сейчас.
- Значить, что-то всё-таки тебя останавливает? – Вилсон лишь слегка улыбнулся, пытаясь не показывать Эвелин то, что её слова позабавили его своей искренней изящной наглостью и самоуверенностью.

Эвелин возмущенно скривила губы и посмотрела на него прямым обжигающим взглядом, но затем, осознав бессмысленность всех своих демонстраций, натянула улыбку и перевела взгляд на дорогу. Она не нашла что ответить, а лишь предпочла ускорить свою лошадь. Ей было удивительно видеть такую спокойную реакцию на её вид, поступки и колкие слова. Эвелин знала, как ей обороняться от возмущенных и осуждающих взглядов, от недовольства или презрения, но это улыбчивое лукавое спокойствие, исходившее от своего невольного проводника, приводило её в замешательство.
Когда они оба смолкли, поскольку скорость лошадей не позволяла вести какой-либо разговор, кроме коротких невнятных криков, Эвелин снова сосредоточилась на мыслях о том, как примут её в доме.
Мелькающие на скорости высокие деревья, свежее благоухание трав и ветер, дующий в лицо, дарили Эвелин ощущение свободы.

Как короткий миг, как вспышка, приводившая её в беспамятство, свобода приводила её в восторг, в состояние независимости и полной удовлетворенности. Свобода сжигала все дурные воспоминания прошедшего дня, полностью заполняя собой мысли, а потом это ощущение резко испарялось, оставляя после себя лишь щемящую грудь пустоту. Мир Эвелин был таким шатким, непостоянным и меняющимся, полон неожиданных радостей и неудач, что ему не хватало равновесия и цели. Эвелин никак не могла обрести цель. Она просто не знала, чего ей хотелось.
Вдали уже виднелись первые скромные поселения и деревни, а значить, скоро за ними покажется окраина города. Эвелин кинула беглый взгляд на задумчивого Вилсона и натянула поводья, замедляя жеребца. Вилсон тоже остановился, недоумевающее уставившись на свою спутницу.
- Мы приехали? – он оглянулся на небольшие домики с большими огородами и оградами для скота.

Жеребец под Эвелин нетерпеливо танцевал на месте в желании снова пуститься вскачь, но хозяйка натянула поводья еще сильнее, и он, наконец, полностью остановился.
- Дальше город, дальше я поеду сама, - ответила Эвелин, задумчиво прищурив глаза.
Ей не хотелось, чтобы кто-то в городе увидел её со своим сопровождающим, ведь и без этого её точно кто-то заметит и пустит неприятный слушок.
Вилсон любопытно склонил голову набок и о чем-то задумался, глядя на Эвелин.
- И всё-таки, кто ты такая? Ты так и не сказала.

- Если бы ты не был уверен во мне, ты бы не поехал вместе со мной. А вот только подумай – вдруг я беглая преступница, скрывающаяся от стражников? Или воровка? А?
Эвелин хитро прищурилась, склоняясь в его сторону, а Вилсон только рассмеялся, покачивая головой.
- Если бы ты была воровкой, ты бы уже воспользовалась шансом. Да и беглая преступница с тебя совсем никакая – ни разу даже не оглянулась назад. Я бы назвал тебя неумелой хамоватой авантюристкой, - Вилсон добродушно усмехнулся. Так, словно ему нравилось наблюдать за реакцией Эвелин.
- А я бы назвала тебя невоспитанной невеждой. Джентльмен из тебя никудышный.
- А разве что-то бы изменилось, если бы я обращался к тебе на «вы» и делал свою речь более вычурной? Это всё пустая трата моего терпения. Как-нибудь в другой раз, - он по-прежнему усмехался, пристально наблюдая за Эвелин и внимательно её слушая.
Вилсон сразу понял, что перед ним отнюдь не одна из того большинства порядочных и нудных мисс с театральными вздохами и невинными хлопаньями ресниц.
Эвелин закатила глаза. Ей не нравилось, что её так быстро обезоруживали и как бы невзначай, с улыбкой на устах приструнивали. Пользуясь случаем, она задала терзающий её с некоторого времени вопрос.
- А ты кто? Ну, не считая того, что полный хам и наглец.
Вилсон лишь загадочно улыбнулся и предпочел уклониться от прямого ответа.

- Я невоспитанный невежда и совсем не джентльмен, - довольно улыбаясь, передразнил он.
Эвелин, оставшись недовольна уклончивым ответом, демонстративно подняла бровь и вопрошающе взглянула на Вилсона. Однако игра взглядов не могла продолжаться слишком долго: совсем скоро она вспомнила о том, что и так много времени было потрачено зря, и ей нужно спешить домой. Эвелин вдруг будто опомнилась и вернулась в другую трезвую реальность, где она не лукавая авантюристка, а непослушная дочь строго отца, а по совместительству еще и жертва нападения волков. Одевшись в темный плащ, который до этого лежал прикрепленным к седлу на крупе лошади,она накинула на голову капюшон и взглянула на слегка недоумевающего Вилсона.
- Хотела сказать спасибо, - тихо буркнула Эвелин. – Прощай.

- Эвелин, ты уже..
- Да, мне пора. И не вздумай меня преследовать! – прикрикнула она, прежде чем погнала своего жеребца быстрым галопом.
Вилсон растеряно пожал плечами в след и нахмурился. Он уже готов был погнать свою лошадь вслед, но с разочарованием вспомнил, что время отнюдь не резиновое. Важные дела долго ждать не будут даже ради благих намерений.

elena_silencio, спасибо за комментарий) рада что у меня прибавился еще один читатель)

надо будет как-то показать исходники, если хотите, конечно)

Лес, в котором она недавно была, был миром тишины. В нем было не меньше жизни, чем здесь, в городе, но эта жизнь была скрыта в тихом спокойствии. Не в том спокойствии, в котором нуждаются старики и маленькие дети – это было другое спокойствие, зловещее, полное тайных авантюр и приключений. По крайней мере, так считала сама Эвелин, мнение которой не поменялось даже после того, как она была ранена одним из жильцов этого самого леса.
В том мире было столько неизведанного пространства для изучения и усовершенствования себя, а человеческий мир казался Эвелин поперек изученный, одинаково пахнущий человеком и его сложной и несправедливой жизнью. Тут витало страхом и отчаянной злобой нищих и обездоленных, алчностью и властью тех, кому повезло больше, и лишь изредка промелькивало искреннее счастье детей, не успевших стать полноценной частью этого мира. Все было тут, но только не тишина и спокойствие: его место заполнила жизнь, от которой уже тошнило.
Эвелин знала, что её мир ей противен, ведь здесь она в любой момент могла стать дичью для несправедливых налоговых инспекторов, для богачей, для пьяной и опасной шайки или для британских стражников. Чувство жертвы – вот то чувство, от которого она хотела навсегда избавиться, ведь она хотела быть хищником, ей нравилось это, начиная с того момента первой охоты, когда она почувствовала превосходство над обреченным на смерть зверем. Она любила охоту, но не только потому сам процесс выслеживания был интересным, и не только потому что добытый трофей можно было продать или приготовить. Было что-то иное в её душе, то, чего сама она еще расшифровать не смогла. Оно было таким сильным, таким бунтарским, что уничтожить или покорить его не удалось бы никому.
Внезапно резкий и властный голос, выделяющийся среди основной массы непримечательного шума, показался Эвелин знакомым. Она натянула поводья и ловко соскочила с седла, быстро привязала своего коня за торчавший из земли штык, и пошла по звуку яростного крика ускоренным шагом, не обратив внимания на то, что капюшон спал с её головы при прыжке с седла.
- Простите меня, простите, сэр! Умоляю вас, не говорите об этом местному патрулю, они же кинут меня в тюрьму, а тогда я пропал! – негр, которого Эвелин заметила выйдя из-за поворота, жался к ногам господина, как жалобный, покорный пес. Весь ободранный и жалкий, как бедная дворняжка, он продолжал скулить и вымаливать для себя прощение, однако господин оставался невозмутимо холодным.

- Да как только тебе в голову могло прийти украсть у меня деньги?! Ты, грязная черная собака, без разрешения даже глоток моей воды не должен делать! Ты не служишь у меня даже года, а уже успел покуситься на мои деньги, - властным и громким голосом, полного холода и презрения, произнес мужчина и отдернул чернокожего от своих ног, словно тот был куском прилипшей к ботинкам грязью.
Этого сэра Эвелин узнала сразу. Он был одет в дорогой голубой костюм из тонкого шерстяного сукна с яркой полихромной вышивкой и стоячим накрахмаленным воротником, добавляющим ему еще большей светской грации. Под костюмом у него пестрел синий жакет, вышитый серебряными нитями, и красиво отделанное жабо. Его гладковыбритое лицо было суровым и безжалостным, однако не лишенное обаяния. На голове белый напудренный парик, который любили носить богатые господа на важные встречи, в обжигающих холодом серых глазах таились бесноватые огоньки и глубокая уверенность в себе.

Он имел алебастровое лицо, уже не юное, но все еще молодое, сухие плотно сжатые губы, ровный профиль и аккуратный прямой нос. Это был Ральф - один из влиятельных людей города. Многие обладательницы голубой крови таяли от его дьявольского обаяния, и даже изрядно портившая его репутация изменника, транжиры и деспота не могла уберечь их от попадания в липкие сети ядовитого паука. Но Эвелин не входила в число тех женщин, которым льстило его внимание. В прошлый раз она лично познакомилась с ним во время одного из городских праздников, на которые потянул их с сестрой отец. Ральф тогда оказывал попытки познакомиться, а Эвелин весьма язвительно пресекала любую попытку на общение, однако такое её поведение только забавило его, а не отталкивало. Тогда Эвелин еще больше возненавидела этого «богатого петуха», хотя пока её ненависть была ближе к сильному раздражению, чем к искренней злобе.
- Мистер Ральф, да оставьте его в покое! – не выдержав, твердо вскрикнула Эвелин. – Что он натворил?
Ральф резко поднял на неё взгляд и его губы скривились в язвительно приветственной улыбке. Внимательно пройдясь взглядом по фигуре Эвелин, он вальяжно кивнул головой в знак приветствия.

- Ах, мисс Камбел, вы как всегда в своей бунтарской манере врываетесь в чужое дело, да и еще в таком, пожалуй, не женском виде, - намекнув на мужское одеяние, выглядывающее из-под старого черного плаща, Ральф снова холодно улыбнулся. – Но, признаться честно, в этом виде ваша фигура даже еще больше привлекательна.
В глазах Эвелин сверкнуло презрение, и она уже готова была выдать что-то язвительное, но во время собой овладела.
- Может, наконец, ответите на мой вопрос?

- А, вы за этого воришку? – Ральф, будто только вспомнив о нем, взглянул на притихшего негра черствым взглядом. – Он украл у меня тридцать франков. Вор должен быть наказан, и, причем немедленно.
- Сэр, моя семья голодает, я не имел другого выбора, пожалуйста, пощадите! - вновь робко подал голос негр, но в тот же момент был смирен презрительным взглядом Ральфа.
- От потери тридцати франков вам ничего не будет! – возмущенно заявила Эвелин, осмелившись повысить тон.

До этого Ральф был настроен легкомысленно и игриво, но вскоре ему это быстро надоело и его лицо приобрело властный оттенок, губы плотно сжались, а серые глаза, как зловещие провалы тьмы, устремились на Эвелин.
- Он – мой раб, а значит мое имущество, и я сам буду решать, что с ним сделать. Надеюсь, теперь всё ясно?
От его твердого цепкого взгляда Эвелин становилось неуютно, и хотя она была достаточно наглой и самонадеянной, чтобы бросить немой вызов любому, кто посмеет обращаться к ней в подобном тоне, сейчас она ничего не ответила, только сверкнула злобным блеском глаз в ответ и отошла на шаг назад, готовясь вовсе отступить.
- А вот и патруль, - Ральф одним сильным движением поднял неудавшегося вора за руку и толкнул вперед, к приближающимся стражникам, а те, узнав в статной фигуре Ральфа – задвигались быстрее. Обернувшись к Эвелин, он с наигранной любезностью усмехнулся. – Всего доброго, мисс. До встречи.

Эвелин ничего не ответила, а лишь кинула презрительный взгляд и быстро скрылась за поворотом, где стояла её лошадь.
- Мерзавец, - буркнула себе под нос Эвелин, садясь в седло. Хлестнув черный бок лошади ладонью, она продолжила свой путь.
После разговора с Ральфом у неё осталось неприятный осадок на душе. Она возненавидела его еще с первой встречи, потому что видела в нем истинное лицо. Расчетливый, коварный и жесткий – вот кто этот человек Ральф. Рядом с ним почти каждый чувствовал себя потенциальной дичью, а ему это нравилось. На всех праздниках и встречах он непременно был центром, вокруг которого вертелась жизнь. Окружающие не были настолько глупы, чтобы не понять, что его любезность и благородство – всего лишь легкая тонкая оболочка, да и он сам прекрасно понимал это, хотя и не особо беспокоился на этот счет. Иногда Ральф намеренно посылал людям холодную, как лед, улыбку, полную самоуверенности и власти, а потом тут же смягчал её какой-нибудь впечатляющей речью или комплиментом. И многие видели его поведение обаятельным; они видели в нем своего хозяина, и готовы были сделать что-нибудь полезное и нужное, чтобы снова услышать его одобрение. А те, кто ненавидел его, - а таких тоже было не мало,- всё равно относились к нему с аккуратным почтением, ведь они знали, насколько безжалостен он был со своими врагами.
Через минут двадцать езды на горизонте появилась цепочка скромных домиков, среди которых выделялся двухэтажный каменный дом с просторным двором, куда направилась Эвелин. И хотя он был больше других жилищ, на вид он был далек от роскошных домов знатных особ.

Эвелин могла вздохнуть чуточку легче, ведь шумный людный город остался за её спиной, а здесь, на улице, которая находилась ближе к окраине города, было значительно спокойнее. Не то чтобы Эвелин хотела покоя или одиночества, она скорее просто презирала большинство людей, которые, по сути, были обычными людьми, что не разделяли её взглядов на жизнь и бунтарского нрава, и пыталась как-то укрыться от них, потому что пока не имела возможности противостоять им.
Эвелин соскочила с коня и нежно обхватила его морду, став гладить мягкую шерсть на гладком лбу жеребца.

Ей нравились лошади, ведь у них был глубокий и умный взгляд, который встретишь не у каждого человека. Конь фыркнул, прочищая ноздри, и потянулся к ветви дерева, в тени которого они стояли.
- Ладно, сегодня ты хорошо поработал, иди, гуляй, Черныш, - Эвелин взяла лошадь под уздцы и повела к заднему двору. Там она отпустила его щипать траву, а сама, соблазнившись прохладной тенью деревца, устало опустилась на мягкую притоптанную траву. В последнее время ей не часто приходилось ездить на лошади, поэтому после несколько часовой верховой езды у неё слегка затекла спина и ноги. Эвелин сняла плащ и закутав в него свое оружие, спрятала его в траве, а сама легла на живот и с наслаждением растянулась на траве.

«Здесь так хорошо! Я просто полежу тут. Совсем немного, минуточек пять…»
Но приятная слабость уже поползла по всему телу, и, выморенная своими приключениями, Эвелин даже не заметила, как впала в сладкую дремоту.

Солнце постепенно опускалось к горизонту и на ясном голубом небе робко проявлялись нежные розовые закатные тона. С юга уже чувствовался легкий вечерний ветерок, приятно обдувавший лицо. Эвелин сладко зевнула и лениво приоткрыла глаза, обратив взор туда, где, как ей показалось, доносился скрип деревянной повозки и звонкое цоканье запряженных лошадей.
Эвелин обдало резким холодом, когда на тропинке она узнала торговый караван своего отца – крупного мужчины лет сорока пяти, что смирно сидел спереди крытого фургона, держа длинные поводья усталых вьючных лошадей.

Оливер Камбелл всегда говорил, что рядом с ним должен сидеть его наследник, который был бы достоин обучиться торговле и продолжить отцовское ремесло, но место рядом с ним на протяжении многих лет так и оставалось пустым, а мальчик, которого так безумно хотел Оливер, так и не родился. Его жена, простая женщина, которая как все примерные жены готова была тянуть на себе все тягости хозяйства и быта, тоже хотела бы подарить своей семье носителя фамилии и просто умелую пару мужских рук, но произошедший однажды случай оставил её бесплодной на всю жизнь. Однажды она имела неосторожность забираться по ветхой деревянной лестнице к чердаку, чтобы снять оттуда семилетнюю Эвелин, которая залезла на чердак в знак протеста, что не пойдет в школу. Но старая переносная лестница, выдержавшая легкую семилетнюю девчонку, взрослую женщину не выдержала и когда её ненадежные деревянные брусья поломались, бедная миссис Камбелл упала животом прямо на пенек, где Оливер обычно рубил дрова. После этого она два дня едва дышала, лежа целыми днями на кровати, и еще три месяца мучилась от невыносимых болей в животе, в результате оставшись бесплодной. И хотя Эвелин было всего семь лет, она хорошо помнила, как отец сходил с ума от волнения, стал хмурым и злым, а еще, как и любой человек, искал виноватого. И тяжелое клеймо виновницы обрушилось вместе с отцовским презрением на шаловливую и по-детски беззаботную Эвелин. Это, по всей видимости, и было тем переломным моментом, когда из обычного ребенка для всех она стала превращаться в позор семьи. И хотя никто этого никогда не озвучивал, по поведению Оливера это было понятно и без всяких слов. Для него не существовало понятия «детская глупость». Всех людей, даже детей, он судил одинаково строго и справедливо, когда касалось его личных дел, затрагивающих важные для него ценности.
«Когда-нибудь я сойду с ума в окружении трех женщин!» - часто жаловался Оливер на пьяную голову своим друзьям. Вдобавок о нем можно было сказать и то, что он до мозга костей был торговцем, и те, кто не были удостоены его привязанностью и любовью, становились для него товаром, который можно выгодно сбыть или использовать. Эвелин знала это, и была уверенна, что она – не что иное, как товар, а единственный способ сбыть её – это удачно выдать замуж. Подумав об этом, Эвелин невольно поежилась и осталась сидеть на траве.

«Пусть знает, - внезапно подумала она, - Что меня не тревожит его появление и всё, что он скажет. Я останусь сидеть тут и даже не попытаюсь скрыть своего неприличного вида» Она гордо вскинула голову и отвела взгляд на пасущуюся не расседланную лошадь, но в душе у неё всё равно трепетал детский страх перед своим отцом. Еще пару минут, и отец непременно заметит её и будет тут. Обняв себя, словно защищаясь от будущих проблем, Эвелин стала смиренно ждать условной схватки со своим отцом, ощетинившись в душе, как озлобленная напуганная кошка перед собакой.
Совсем скоро, Оливер подошел к ней неторопливой важной походкой, и, сцепив руки за спиной, недовольно насупился.
- Где ты была? – наступал он, даже не удостоив дочь приветствием – ровно так, как и она его.
Эвелин с деланным самоуверенным видом поднялась и отряхнулась от листвы, а затем устремила янтарные сверкающие глаза на отца.

- Я прогуливалась верхом на лошади, - невозмутимо сообщила Эвелин, но, не выдержав давящий взгляд отца на себе, отвела взор на вороного пасущегося жеребца.
- Ты знаешь, Эвелин, неделю назад я запретил тебе являться на людях в этом постыдном одеянии! Его стоит спалить на костре, а вместе с ним заодно и твою противную привычку порочить наше доброе имя! Это недопустимо, если мы хотим выглядеть нормальным людьми в обществе, а не какими-то голодранцами.

Его напористый и недовольный взгляд с насупленными бровями смотрел прямо в глаза Эвелин, а громкий голос, перерастающий в нравоучительный крик, едва не заставлял её нервно вздрагивать. Она снова была дичью, а не охотником, и это раздражало её больше всего.
- Отец, но я не показывалась на людях, я была одна на своей прогулке и…
- И ты уверенна в этом?
- Да.
- Ты же знаешь, я ненавижу ложь... Ты знаешь, что ждет тебя, если ты будешь врать мне? – он злобно сощурил глаза, крепко сжав губы.
- Но я не вру, - невозмутимо отвечала Эвелин, кипя от злости, но не показывая этого. В душе её поселилось плохое предчувствие невозвратимой напасти, особенно по мере того, каким пугающим становился взгляд отца.
Оливер напряженно вздохнул, и, сжав зубы от негодования, качнул головой, а затем резко вскинул руку, указывая на свою дочь.

- Вранье! – крикнул он в лицо Эвелин, которая внезапно вздрогнула и прикрыла глаза. – Мой знакомый видел тебя! Я чуть не провалился сквозь землю, когда он сказал, что ты верхом появилась на оживленной площади, приковав к себе всё внимание толпы! Можешь представить, что можно было предположить глядя на девушку в бандитской одежде, да и еще так бесстыдно показывая себя на вид всем?!

- Ты преувеличиваешь! Людям плевать кто находится вокруг них, они заняты своими заботами, и им нет дела до…
- Молчи! Немедленно! – свирепо приказал Оливер, больно схватив дочь за плечо. – Сейчас ты пойдешь со мной в дом, и до конца недели ни одного шага из дома ты не сделаешь, а если посмеешь, то я клянусь тебе, - он сделал зловещую паузу и угрожающе покачал головой. – Я устрою тебе такую трепку, что даже мать тебя не спасет! Ясно?!

Эвелин пыталась упираться, вырываясь из железной хватки, но, в конечном счете ничего сделать не могла. Авторитет Оливера был неоспорим, и когда он приходил в такое свирепое состояние, даже самоуверенная смелость Эвелин не могла заставить её противостоять ему в полной мере.
- Это несправедливо, я ничего не делала! – бунтовала она, задыхаясь от несправедливости. – Ты всегда ищешь повод для наказания и угнетения! Ты ненавидишь меня! И вообще, мне больно! А-а-й, полегче!
- Эту неделю ты будешь делать всю работу по дому, - холодно добавил Оливер к своему прежнему приговору, по-прежнему таща её в дом.

Неосторожные слова Эвелин, брошенные ею в адрес своего отца, разжигали в нем еще большую свирепость.
- Не буду, - упрямо заявила Эвелин, вскидывая голову. – Я не собираюсь ничего делать, и вообще…
Она знала – подвергнуть решение своего отца обсуждению и сомнению, подрывая заодно и его авторитет, - это значит даже больше, чем играть с огнем. Это всё равно, что подкинуть поленья в огонь, в котором ты горишь, но Эвелин всё равно произнесла то, что вырывалось из её души, хотя знала, что это чревато последствиями. Когда Оливер грубо толкнул её в проход, он громко закрыл за собою дверь, и пристально взглянул на неё с пылающими огнями злобы в глазах. Руки Эвелин дрожали, но взгляд оставался непоколебимо вызывающим, как у бойца перед последним боем.
- Значит так, девочка, - низко зарычал отец. – Это уже не первый раз, когда ты делаешь недопустимые вещи.

Сначала ты отвратительно вела себя на балу у Джонатанов, где собрались многие высокочтимые господа, потом ты являешься в недопустимом виде на людях, и при этом, я даже не знаю, где тебя еще черт носил, а сейчас ты смеешь вести себя таким наглым образом?! Я все свои силы трачу на то, чтобы вытянуть нашу семью на новую ступень и вернуть потерянное когда-то нами интеллигентное имя, а ты, эгоистичная и строптивая девчонка, смеешь портить все мои труды одним мановением руки! Тебе не жаль свою мать? Или хотя бы сестру?! Они, между прочим, твоя семья, и тебе пора научиться думать не только о себе!
Эвелин чувствовала себя скомканной и выжатой тряпкой. Она нервно следила за руками своего отца, которыми он размахивал, а когда его рука от злости стискивалась в кулак, все её тело сжималось и холодело, в ожидании удара, но каждый критический момент пока что обходился без ощутимых физических последствий. Все слова, которые выкрикивал ей рассвирепевший отец, она автоматически отвергала и превращала их для себя в личные угрозы. Лишь когда Оливер упомянул о сестре, в сердце что-то больно кольнуло.
- И знаешь, - продолжал отец свою тираду. – Я знаю, как научить тебя этому.
И тут на его лице появилась не предвещающая ничего хорошего кривая усмешка. Он что-то задумал. Какую-то особенно изощренную месть, нечто большее, чем просто домашний арест или уборка.
Эвелин насторожилась, и её сердце замерло. Она жадно глотнула воздух, готовая закричать от нервного перенапряжения, в котором пребывала все последние десять минут.
- Я выдам тебя замуж, – громко отчеканил Оливер, обращая удовлетворенный своим замыслом взгляд на Эвелин, которая в этот момент стала бледной как мел: то ли от злости, то ли от отчаяния.
- Что?! Я лучше умру, чем ты сделаешь это! – сразу же воскликнула Эвелин, потрясенная отцовским заявление до глубины души. Она была возмущена и буквально задыхалась от злости, сжимая кулаки и выступая всем телом вперед, вызывающе поднимая голову.
- Я сделаю это, потому что я так хочу, тебе ясно?! – Оливер завел руку назад, тем самым замахнувшись на Эвелин, но к ним подскочила испуганная и бледная Вивьен, и он остановил руку, не захотев ударить Эвелин в присутствии своей любимой дочери.

Ресницы Вивьен дрожали, а глаза блестели от слез, готовых нагрянуть с минуты на минуту. Она неуверенно взглянула на Оливера и взмолилась:
- Прошу, отец, не делай этого, умоляю… Пожалуйста, перестаньте кричать, перестаньте ссориться!

В глазах Эвелин начинала зреть ненависть. Густым, зловещим потоком она клубилась в золотистой радужке глаз и угрожающе блестела попадающими на неё лучами света. Эвелин смотрела на отца, ненавистно скривив губы, и громко дышала, в то время как в голове постепенно начинало укладываться все то, что она сегодня слышала.

Отец замолчал и утихомирил себя, как только увидел свою любимую дочь с искренними слезами боли на глазах, а Эвелин, кинув на свою спасительницу благодарный взгляд, энергичным и агрессивным шагом направилась к лестнице.
- Ненавижу, - голосом поверженного, озлобленного бойца шептала она, - Ненавижу его.
От злости она даже не чувствовала боли в плече. Заскочив в свою комнату, Эвелин села на кровать и закинула голову вверх, прикрыла глаза от напряжения. Она знала – если сейчас не утихомирит себя, то сгорит в своей собственной злости. Жадно вдыхая во всю грудь, Эвелин пыталась вдохнуть чистый свежий воздух из улицы, а вместе с ним и потерянное спокойствие.
- Он просто хотел меня припугнуть, - пыталась успокаивать себя Эвелин, сложив руки на груди. – А если даже нет... Нет, пусть только попробует!

Когда буйный пыл Эвелин остыл, о себе дали знать все ушибы. Эвелин уже успела забыть о Вилсоне, который спас её от падения, но теперь каждый раз, чувствуя ноющую боль в плече, она будет невольно припоминать его и свое приключение. И хотя Вилсон не раз вызывал у неё раздражение своей наглостью, он вспоминался Эвелин весьма приятно, но без особого энтузиазма.
Чуть позже в комнату робко зашла расстроенная и взволнованная сегодняшней ссорой Вивьен.
Она присела к Эвелин, сжав её руку.
- Как ты? – тонким расстроенным голоском шепнула Вивьен.
- Не очень, Вив. Теперь мне придется отбывать свое наказание в четырех стенах и со страхом думать, что еще придумает наш отец… Да и к тому же, его слова…Они меня пугают, - откровенно призналась Эвелин. – А вдруг всё то, что он мне сказал – правда?! Вив, я не переживу этого! Я лучше выброшусь из окна, чем стерплю такую участь, которую он мне готовит!
- Боже мой, Эвелин, не говори так! Прошу, сестренка, успокойся, я уверенна, он ляпнул это сгоряча. Вот увидишь, завтра утром об этом никто и не вспомнит, - Вивьен нежно улыбнулась, и её тонкие руки стали поглаживать взъерошенные сестринские волосы. – Я так испугалась, услышав ваши крики.

Вивьен ободряюще сжала ушибленное плече сестры, и в тот момент Эвелин передернуло, и она вскрикнула от боли.
- Эвелин, - испуганно отпрянула Вив. – Прости, дорогая! Что это с тобой, а? Дай-ка гляну…
- Я вывернула плечо, - без особого энтузиазма пояснила Эвелин.
Вивьен изумленно приподняла брови.
- Как ты так умудрилась?!
Ей как обычно стало жалко сестру, и так как жалко, стало и жутко: что же случилось?
- Вивьен, это неважно, я просто ушиблась, - Эвелин неохотно отмахнулась от вопросов сестры. – Послушай, только не говори ничего родителям, они ведь могут...
Вив нахмурилась и покачала головой, укоризненно глядя на Эвелин. От волнения она поднялась на ноги, нервно теребя свои пальцы, и стала причитать:

- Я говорила тебе, что это плохим кончится… И вообще, не лги мне, я знаю, что ты что-то недоговариваешь. Год назад я добровольно помогала маме в уходе за больными в госпитале. Эв, ранки нужно обработать! Сиди тут, я сейчас приду.
Вивьен с бледным лицом, потрясенная сегодняшним днем, на удивление, держалась крепко. Эвелин только и наблюдала, как её сестра быстро шмыгнула за дверь. Что за ужасный день! Эвелин устало вздохнула и в ожидании сестры сложила руки на колени. Забота Вивьен была ей приятна, каким бы раздражительным не казался иногда её пустой треп. С самых детских лет добрая Вив постоянно заботилась о своей младшей сестре и любила её так искренне и бескорыстно, как и всё остальное человечество, каким бы алчным и гнилым оно не оказывалось. А Эвелин всегда защищала Вивьен от её собственной слабости и наивности, за которых приходилось платить глубокими душевными потрясениями.
Эвелин закатила рубашку и закатала бриджи, обнажив все свои ссадины и царапины. Пока Вивьен обрабатывала их, она бесконечно охала и ахала, наставляла и причитала, умоляла Эвелин больше не повторять таких прогулок и забавно злилась, пытаясь придать своему виду больше внушительности, наивно пологая, что сумеет одолеть упрямство Эвелин её собственным оружием. Но ей, конечно, это не удавалось, и тогда Вив, обреченно вздыхая, смирялась со своей участью и скромно улыбалась от благодарностей Эвелин, прерываемые тихими стонами от жгучего воздействия лечебной настойки.
- Ну, вот и всё, - объявила Вивьен, складывая все свои приспособления в специальную коробочку.

– Надеюсь, это притупит твою боль, сестренка. Я знаю, что ты не хочешь говорить, откуда это всё у тебя, и я не хочу настаивать.
Она замолчала и прихватила сумочку со сложенными принадлежностями.
- Просто хочу сказать тебе… Не повторяй этого, ладно? Потому что мое сердце с самого утра словно не на месте, и это ощущение сохранилось до сих пор.
Её глубокий грустный взгляд и нежная невеселая улыбка на бледных губах пробуждали в Эвелин необычное для неё нашествие тоски.

Скоро Вивьен уйдет из дома, и она останется здесь одна, без поддержки, совсем как беспомощная раненная птица в одной клетке с хищными котами.
- Ладно, Эвелин, отдыхай и набирайся сил. А я спущусь вниз, принесу тебе что-нибудь поесть. Ты ведь не хочешь спускаться вниз? Тем более мама уже пришла домой, наверняка, отец уже ей всё рассказал.
Вивьен подошла к двери и, положив руку на дверную ручку, замерла, внимательно слушая ответ своей сестры.
- Да, верно, не хочу туда спускаться, - мрачно произнесла Эв. - И еще, спасибо за заботу, но я не хочу есть. Просто закроюсь тут и лягу отдохну, потому что чувствую себя загнанной лошадью.
Вивьен пожала плечами и вышла из комнаты, а Эвелин перебралась к мягкой подушке. Даже дневной свет, падающий ей с окна почти на лицо, не мешал пришествию сна. Она забыла обо всем: и о своем неудавшемся приключении, и о злосчастном отцовском обещании, и о ушибах, - и просто закрыла глаза, быстро провалившись в мягкие объятия Морфея.

_________
Спасибо за прочтение! Жду ваши отзывы и мысли по поводу этой главы) одобряете ли вы воспитательный подход отца Эвелин? Сможет ли он заставить её выйти замуж? Ваши впечатления от нового персонажа(Ральфа)?